Михаил Ларионов. Портрет поэта Велимира Хлебникова

Ноябрь отсчитывает последние дни осени, уже и до Нового года всего сорок дней, а через неделю - Рождественский пост (с 28 ноября), открывающий ворота Рождеству уже настежь. В ноябре родились Иван Тургенев, гениальные  Хлебников и  Блок, поэты Самуил Маршак и Константин Симонов.

О каждом из них хочется сказать, но о Маршаке я уже писала, а  Константин Симонов – совсем из другого времени и другой эпохи. Поэтому поговорим только о трех любимых:  Велимире Хлебникове, Александре Блоке и Иване Тургеневе, да и то очень бегло,  скорее чтобы просто вспомнить эти великие имена.

Начну с Велимира Хлебникова, поэта самого загадочного и самого любимого почитателями и поклонниками Серебряного века. Легенда поэзии, поэт для поэтов.
Новатор, философ, математик, интеллектуал, не укладывающийся в традиционные рамки, требующий для освоения оставленного наследия огромных интеллектуальных усилий, что в истории русской поэзии случай уникальный и небывалый.

Такая фигура вряд ли уже появится, если учесть времена, в которые жил и творил Велимир Хлебников. Его эксперименты в области языка поражают, парадоксальность зашкаливает. Ему удалось то, что мало кому удавалось – соединить научно-экспериментальный подход с творческим.

При этом он не уходил от исторических событий и социальной жизни,  интересуясь всем: революцией 1905 года, войной 1914, революцией 1917. Но он был совершенно лишен суетливости, мелкого расчета, заинтересованности в житейских делах. У него не было профессии и дома, не было службы и денег, жил у друзей, где и у кого придется. Но везде работал как одержимый.

Фантаст и ученый, публицист и поэт он полностью уходит в творческие поиски. Его интересует не столько поэзия, сколько языковое пространство, время и судьба. Родился поэт девятого ноября тысяча  восемьсот восемьдесят пятого  года, а умер в 1922 году, прожив всего 37 лет, как молния блеснув на поэтическом небосводе. На большее он и не рассчитывал…

Говорить о Хлебникове так, мимоходом, непростительно, он, конечно, требует отдельного текста. Но это – чуть позднее. Сейчас просто хочется вспомнить гениального поэта с необычной судьбой, ставший для  поэтического мира  кумиром и недосягаемой звездой, заново открывший русский язык.

Ни хрупкие тени Японии,
Ни вы, сладкозвучные Индии дщери,
Не могут звучать похороннее,
Чем речи последней вечери.
Пред смертью жизнь мелькает снова,
Но очень скоро и иначе.
И это правило - основа
Для пляски смерти и удачи.
(1915)

***

Сияющая вольза
Желаемых ресниц
И ласковая дольза
Ласкающих десниц.
Чезори голубые
И нрови своенравия.
О, мраво! Моя моролева,
На озере синем - мороль.
Ничтрусы - туда!
Где плачет зороль.
(1918)

***

Ночи запах — эти звезды
В ноздри буйные вдыхая,
Где вода легла на гвозди,
Говор пеной колыхая,
Ты пройдешь в чалме зеленой
Из засохнувшего сена —
Мой учитель опаленный,
Черный, как костра полено.
А другой придет навстречу,
Он устал, как весь Восток,
И в руке его замечу
Красный сорванный цветок.
(1921)

Александр Александрович Блок родился на пять лет раньше Велимира Хлебникова - 28 ноября 1880 года, а умер - в сорок, пережив Хлебникова всего на три года. Умер, как он сам говорил, потому что не стало воздуха.

Это были поэты одного времени и одного духа. Их пути пересекались в Петербурге, куда в 1908 году Хлебников переехал. Одно время Хлебников даже подражал стихам Блока. Александр Блок к тому времени уже был известным поэтом, уже были написаны «Незнакомка», «Балаганчик» и «Стихи о прекрасной даме».

Его стихи – на грани мистического и реального, вводящие слушателей в сомнамбулический сон, в другую реальность. Поначалу он мало интересовался событиями, происходившими в России, его интересовали поэзия, музыка и путешествия. Он неоднократно бывал во Франции и Италии, но заграница его раздражала, и он ждал, когда вернется обратно в Россию.

Потом постепенно от начал интересоваться народным фольклором и русской мифологией. Его все больше интересует проблема разрыва народа и интеллигенции, которую он особенно остро чувствовал, т.к. происходил из семьи с глубокими научными и интеллигентными корнями.  Появляется цикл патриотических стихов.

Революцию семнадцатого года он встретил с воодушевлением, но это длилось недолго. Вскоре он вообще перестает писать, сказав, что его «выпили». Он не избежал ареста, который хоть и длился всего два дня, но этого ему хватило, чтобы окончательно понять, что происходит с Россией. Перед смертью он сознательно отказывался от еды, фактически совершив самоубийство. Он не хотел жить, потому что потерял способность писать стихи.

Ноябрь. Любимые поэты

Медлительной чредой нисходит день осенний,
Медлительно крутится желтый лист,
И день прозрачно свеж, и воздух дивно чист —
Душа не избежит невидимого тленья.
Так, каждый день стареется она,
И каждый год, как желтый лист кружится,
Все кажется, и помнится, и мнится,
Что осень прошлых лет была не так грустна.
(5 января 1900)

***

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче,
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь для себя обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
(Август 1905)

***

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
(На поле Куликовом, отрывок. 7 июня 1908)

***

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
(10 октября 1912)

***

Была ты всех ярче, верней и прелестней,
Не кляни же меня, не кляни!
Мой поезд летит, как цыганская песня,
Как те невозвратные дни…
Что было любимо — все мимо, мимо,
Впереди — неизвестность пути…
Благословенно, неизгладимо,
Невозвратимо… прости!
(31 августа 1914).

Куинджи. Иван Тургенев

Иван Тургенев на этом фоне выглядит очень даже успешным и счастливым человеком. Родился он, как и Хлебников девятого  ноября,  тысяча восемьсот восемнадцатого  года, вырос он в достатке, в тихой дворянской усадьбе, окруженный гувернантками, прислугой, швейцарами и крепостными.

Потом семья переехала в Москву и в пятнадцать лет Тургенев поступает в университет. Потом учится в Петербурге и доучивается в Берлине. Была у него попытка стать чиновником, но служил он скверно и вскоре вышел в отставку.

Начинается его литературная деятельность, которую он хотел одно время сменить, но успех рассказа «Хорь и Калиныч» вернул к литературе. В школе проходят его романы, но он писал и стихи, а мне нравятся его стихотворения в прозе, написанные на закате дней писателя. Стихотворение «Как хороши, как свежи были розы...» написано в шестьдесят лет. Умер он в 64 года.

Похитонов И.П. Тургенев И.С., 1882

Где-то, когда-то, давно-давно тому назад, я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною... но первый стих остался у меня в памяти:

Как хороши, как свежи были розы...

Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове всё звенит да звенит:

Как хороши, как свежи были розы...

И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка — и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею — но как она мне дорога, как бьется мое сердце!

Как хороши, как свежи были розы...

А в комнате всё темней да темней... Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною — и чудится скучный, старческий шёпот...

Как хороши, как свежи были розы...

Встают передо мною другие образы... Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино — и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара...

Как хороши, как свежи были розы...

Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну... И все они умерли... умерли...

Как хороши, как свежи были розы...

Сентябрь, 1879

Тина Гай