Отцы и дети часто не понимают друг друга, потому, наверное, это выражение употребляется как синоним неизбежного разрыва поколений. Но проходит время, дети становятся отцами, а родители уходят в мир иной.

И наступает момент, когда все плохое и некогда кажущееся таким важным, несогласия и неприязнь между отцами и детьми отходят на второй план, а все невысказанное – нежность, любовь, преданность – получают вторую жизнь.

Может быть, потому что уже исчезло и давно забыто то, что раздражало, что не было понято или за что, казалось бы, можно упрекнуть. Остается только хорошее, благодарность и за то малое, что смогли подарить детям их родители.

В эту субботу в храмах пройдет вселенская родительская суббота, когда в преддверии Великого поста будут поминаться все усопшие во имя вечной жизни и в надежде воскресения. Это очень важный день, день единения живых и усопших в любви и надежде, день прощения всех обид и прегрешений ушедшим от нас и от своих земных забот.

Прощеное воскресенье будет только через неделю, но оно будет для живых, когда каждый может попросить у другого прощение за обиды, вольные и невольные, а в эту субботу будет день, когда просят прощение обид у тех, кто никогда при жизни прощения от нас не слышал, но если и слышал, то всегда есть то, за что стоит попросить прощение снова и еще.

Это день примирения и восстановления мира и любви между нами и теми, кто отделен от нас стеной, которую кто-то еще не скоро перейдет, а кто-то уже стоит перед вратами жизни вечной. И пока есть возможность отдать свою любовь, свое прощение и помянуть всех, кого любим, будем это делать.

В память об отце моего друга Юрия, и всех отцов, размещаю его рассказ, в котором, казалось бы мелочи, но именно они почему-то вспоминаются чаще всего. У меня никогда не было отца и отцовское чувство любви мне незнакомо, но те, кто знает его пусть вспомнят и помянут...

Поначалу дети любят своих родителей.  Со временем они, однако, начинают их судить,  и редко, очень редко их прощают...   Оскар Уальд.

***
…Кажется это было во сне…  Москва, я стою в длинной очереди, на лестнице и вижу своего папу у аптечного киоска. Он в военном мундире, что–то объясняет аптекарше.  Я подхожу ближе и слышу, что он просит у нее какие – то лекарства …  кажется наркотики, а она ему отказывает.

Бегу быстро к нему, обнимаю и спрашиваю зачем ему нужны наркотики ?  Он смотрит на меня и говорит: «Сынок, мне очень больно!». « Папа, не волнуйся, я достану тебе все, что ты захочешь!» Он доволен,  улыбается и плачет, а я вместе с ним…  Сон кончается…

***
05-08-2005 г. Умер Папа. 11-00 p.m., 521 палата, Tarzana Hospital.  В 6-00 p.m. Я был у него и как чувствовал что–то ... Попросил прощения за то, что часто был не прав... Папа: «Ну что ты, сынок, я тебя так люблю!»  Это последние его слова ко мне...  Вот и всё... дальше вечность и тишина ... А мне-то что делать...?  Неужели это и есть жизнь...?

***
05-09-2005 г. 01-00 a.m. Таже палата в Tarzana Hospital.  За окном ночь… Стоял рядом с телом отца, плакал и ударял кулаком по подоконнику... Сердце сжималось от горечи и тоски... Мягче, мягче надо было быть, урод, урод...

***
Мир – сосуд с вином. Жизнь – вино в сосуде. Они неотделимы, одно без другого не является целым – это словно форма  существования человека в природе. Когда разрушается сосуд – жизнь утекает. Если прокисает вино – сосуд не нужен, не интересен, за ненадобностью...

***
Постоянно вспоминаю его любимые выражения:  Кто–то спрашивает его: «Ну как дела?»  Папа: «Двадцать восемь». «А что такое "двадцать восемь"?" Папа: "А что такое, "Ну как"?"

***
За шахматами, которые он безумно любил до конца жизни, в ответ на чей–то удачный ход, папа: «Почему бы нет, если Роза согласна!" И через небольшую паузу с удовольствием добавлял: «А Роза согласна была всегда!»

***
Когда хочу вспомнить его лицо, подхожу к зеркалу. После сорока  я стал сильно на него похож. Вот только нос курносый. Ну, это от мамы. Я взял у них всего наполовину, и характер, и внешность. Теперь они живут во мне ... Я отчетливо это ощущаю ...  Теперь даже могу с ними говорить, но уже не спорю, как прежде... Зачем делал это - не знаю?

***
Вот уж истинно верно – только ощущение невозвратимой утраты делает человека мудрее... Поздно, слишком поздно... Как жаль...!

***
Ну вот, и успокоилось большое и доброе сердце моего папы... Нет болей в руках и ногах, не нужно каждую ночь вставать и измерять давление, даже я не огорчаю его своими, теперь так никому не нужными, резкими высказываниями...

Не могу избавиться от ощущения вины за причиненные вольно и невольно грубости. Это какое-то наваждение. Кажется ещё бы чуть-чуть, хотя бы один год его жизни и я, наконец–то, понял бы его до конца.

Как вспомню его нелепую зеленую кепку, вот-вот... он появится из–за поворота дома со своей неизменной тачкой, сердце мое разрывается. Он так любил всех нас, а мы этого часто не понимали...

Да будет легкой и радостной его Небесная жизнь...!

***
Ещё в юном возрасте меня интересовал вопрос о смерти. Вот если нет болезней и вроде бы всё хорошо. Как человек уходит из жизни? Я спросил об этом папу. Он, немного подумав, ответил: «Представь себе, что долго идешь по лесу, тропинка петляет впереди, а вот и полянка, освещенная солнцем.

Ты устал, ноги гудят, неугомонно птицы вокруг поют, ласковые лучи солнца согревают твою спину, но ты продолжаешь идти... И вот уже лес потемнел, вокруг всё так незнакомо, потянуло осенним холодком, одиноко и неуютно стало в мире, но вдруг, впереди забрезжила тонкая полоска света!

Напрягая последние силы, ты продираешься сквозь кустарник и, наконец, выходишь на открытую полянку. Тот же лес вокруг тебя, но ты его не узнаешь.  Ряд невысоких пеньков, покрытых серым мхом.

Бегают беспокойные муравьи, ветер колышет листву, но это уже другая листва и совсем незнакомые тебе муравьи, всё вокруг как бы изменилось, стало чужим, не твоим, а ты так устал, колени подкашиваются, и ты с облегчением опускаешься на первый же подвернувшийся пенек.

Ну, вот, приблизительно так. Тихо, спокойно, без суеты и лишних эмоций впадая в вечный сон..."

***
Лет до двадцати пяти меня довольно часто посещала хандра. И я знал, что, поговорив с папой, сразу же как–то приободряешься. Он обычно говорил приблизительно так: «Да ладно, сынок, всё изменится, у тебя будут в будущем отличные успехи, ты же умный, сообразительный. Всё впереди...Это будет замечательно!»

Какой–то он был всегда радостный и людей очень любил, а я вот этого долго не понимал, теперь кажется начинаю его понимать.

***
Было это с год назад... Мы сидели с папой у бассейна, за столом под навесом... О чём говорили, уже не помню. И вдруг он сказал: «А ты знаешь, что отдыхающие за последнее время сменились...!» Потом мы долго смеялись... Какое счастье, что последние годы своей жизни, он себя и людей вокруг воспринимал – отдыхающими...!

***
Он любил петь. Пел все подряд ... Иногда бравурные марши, иногда что–то из классики, просто старые мелодии. Он говорил: «Я всё время пою ...!»

Очевидно, это доставляло ему большое удовольствие... У него был абсолютный музыкальный слух – от природы. Не единожды я ставил ему музыку из драмы А. С. Пушкина «Метель», он любил её и всегда плакал... Теперь я делаю тоже самое...

***
Кто–то недавно прекрасно сказал о нем: «Когда я вижу его голубые глаза и мягкую улыбку на лице, на душе становится легко и спокойно...!»  Он был большой доброты человек и верил людям, даже если они этого не всегда заслуживали.

Вот такими добрыми словами с любовью ко всем ушедшим помянем их молитвой и добрым словом.

Тина Гай