Леон Блуа (1846-1917)

Христианский саботажник – абсурдное определение с точки зрения понимания христианского смирения. Невозможно саботировать Бога, но можно саботировать мир, вышучивая его, как испокон веков вышучивали его юродивые.

Есть такие писатели, которые остаются маяком для тех, кто не может принять мир, идя наперекор ему даже ценой жертвы своей плоти, плоти своих детей и жены. Всякому благоразумному это покажется дикостью.

В ответ на нее начнут рассказывать, как хороша жизнь и как хорошо жить, как хорошо на свете жить только потому, что встает солнце и поют птички.

Я не отношу себя к их числу, не отношу себя и к поклонникам буржуа и мещанства, ненавидя всей душой то, произошло с Россией в последние двадцать лет.

Ненавижу то, во что всего за два десятка лет превратилась страна, в которой вдруг все ринулись на поиски счастья и благоденствия в виде машин, коттеджей и богатства, словно только и ждали, когда отворятся врата капитализма.

Но ненавижу я убогость и слащавость православной церкви, которая боится признать, что она в тупике, ненавижу то христианство, которое все сводится к рабскому покорству и исполнению ритуалов.

Но есть у меня авторитеты, которые помогают жить и выживать в этом буржуазном мире вопреки. Я на них мало похожа и часто изменяю их идеалам, поддаваясь общему психозу и желанию жить как все, боясь нищеты и бедности.

Но, несмотря на это, они не перестают быть для меня маяками. И это не Иисус Христос, являющийся для меня недостижимым идеалом, к которому мне никогда даже не приблизиться и с чем после долгих лет мучений смирилась.

Обложка книги Л.Блуа "Кровь бедняка"

Мои авторитеты – это люди, жившие не так давно, но именно в таком мире, который мы догнали сто лет спустя. Они являют собой тот идеал христианства, к которому стремлюсь, те, кого изгоняли отовсюду, в том числе и из христианства, которому они были преданы до смерти.

Есть проклятые поэты, но есть и проклятые писатели, которые были настоящими и совсем не безбожниками, а вовсе наоборот. Но их книги включали в список запрещенных, как и томики стихов тех, кто сегодня считается гениальным.

К числу проклятых при жизни, и овеянным святостью после смерти относится Леон Блуа. Он шел вслед за Бодлером, дважды осужденным и проклятым благообразным буржуазным обществом.

Леон Блуа - католический писатель, которым зачитывались юноши, учившиеся в Свято-Сергиевском православном институте, основанном в Париже для тех, кто оказался волею судьбы в эмиграции после 1917 года.

И хотя институт был православным, но церковь православную они познавали через этого католика, его портрет висел в их кельях и равнялись они на его понимание церкви как братства, а не как иерархическую организацию.

Для Леона Блуа идеалом был Иисус Христос, Ему он подражал и по Нему строил жизнь. Он был несгибаемым и вовсе не романтиком, а трагическим реалистом, понимающим, что в том мире, где господствует буржуа и мещанин, ему никогда места не будет. Но он шел на это, сознательно, отрицая общепринятые буржуазные ценности, прежде всего, погоню за деньгами.

Он ненавидел католическую церковь, высмеивая ее священников, за что они ему платили тем же – отлучая и запрещая его книги. Он был представителем другого католичества и был предан ему до конца, как предан был до конца Спасителю, предан по-настоящему, без поблажек, чего ему и не прощала католическая церковь.

Нищета была идеалом Блуа, он никогда не писал книг и статей из-за денег, был принципиальным саботажником работы за деньги, унижающей человека и превращающей труд в работу. Он не продавал тексты, а те, что писал не за деньги, у него мало кто брал.

Деньги он считал кровью бедняка, кровью Христа, присвоенной себе буржуа. Чем дороже вещь, тем больше в ней содержится крови бедняка. Он практиковал нищету как необходимость жить в духе, как идеологию, как потребность, как истину, в которой только и можно быть преданным Искупителю, родившемуся в бедности и прожившему в ней всю жизнь.

Могила Леона Блуа

Потому и был Леон Блуа в жизни одинок: все друзья от него отвернулись, все издательства от него отказались, его замалчивали, а дети его умерли в нищете и голоде, и не было у него денег похоронить их.

Но зато Бог послал ему жену, которая приняла его таким и была с ним до конца. Блуа делал жизнь со слов апостола Павла, призывавшего представить свои тела в жертву живую, святую, не сообразуясь с веком сим.

Так в семнадцатом, восемнадцатом и далее вплоть до тридцать седьмого погибали мученической смертью православные священники в Советской России, воспитанные на житиях святых, веривших, что Бог хочет этой жертвы. Но кто теперь помнит этих новомучеников?!

Леона Блуа упрекали все те же благоразумные в ненависти к жизни, злопамятстве и даже в неблагодарности к ней. Но он относился к числу ветхозаветных пророков, которых тоже гнали и ненавидели, что Иеремию, что Илию, что Исайю.

Но именно потому они и были пророками, что не боялись обличать пороки народа своего, какими бы бедами их пророчества не оборачивались лично для них. Они служили Богу, а не себе.

И как бы Блуа ни было плохо, он никогда и ни к чему не приспосабливался, потому что все земное, по его мысли, предназначено к страданию. Он знал, что каждый приходит в этот мир под каким-то своим символом, который человеку не дано разгадать. И шел Блуа наугад, в нищете, одиночестве, враждебности и покинутости, ориентируясь только на Божественный свет, который всегда был в конце его туннеля.

Тина Гай