Игорь-Северянин: И правы все…

igorseverianin21(Начало 1, 2) Новую  жизнь семнадцатилетний юноша Игорь-Северянин, тогда еще Игорь Лотарёв, начинал вполне романтично: однажды, зимой 1905 года, на станции Гатчина, где будущий поэт  жил с матерью, произошла встреча, во многом определившая его будущее. Он познакомился с прехорошенькой девушкой с золотистыми волосами - Женей, Женечкой  Гуцан.

Обоим - по семнадцать, она – дочь дворника, приезжает в Гатчину поддержать тяжело больного и спившегося отца, зарабатывает на жизнь шитьем, снимая в Петербурге небольшой угол. Он – начинающий поэт, обивающий пороги редакций в надежде, что кто-нибудь обратит внимание на его стихи.

Ни работы, ни денег, ни образования, одни мечты и стихи, которыми он засыпает свою Злату. Знакомство переросло в настоящую любовь, ради которой он продаст самое дорогое, что у него было, - свою библиотеку. На вырученные деньги он снимает квартиру, где три недели влюбленные блаженствуют, купаясь в своем счастье.

Историю их  любви и разрыва Игорь-Северянин  опишет значительно позже в стихотворении «Письмо Златы», в 1921 году. Тогда же, в 1905, все оказалось трагичнее, чем думалось вначале:  деньги кончились, а вместе с ними – и их недолгое счастье. О свадьбе не могло быть и речи, против нее выступила мать Игоря. Он не сопротивлялся.

Ситуация осложнилась тем, что Женя забеременела и ради ребенка принимает решение выйти замуж за того, кто давно предлагал ей руку и сердце и готов был воспитывать чужого ребенка. Она ушла, не сказав о ребенке ни слова. Ее уход для Игоря был неожиданным и очень болезненным. Он  пишет ей письма и  раскаивается, что упустил свое счастье.

Тебе, Евгения, мне счастье давшая,
Несу горячее свое раскаянье…
Прими, любившая, прими, страдавшая,
Пойми тоску мою, пойми отчаянье.
Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.
В ошибке юности — проклятье вечное…
(Спустя пять лет, 1910)

igorseverianin22Эта любовь стала тем фундаментом, на котором Игорь Лотарёв, а через несколько лет шумный и скандальный Игорь-Северянин, возвел невидимый храм в честь Женщины, а память о своей первой любви пронесет через всю жизнь, посвятив ей не один десяток стихотворений.

…Я к ней спешу, и золотою Златой
Вдруг делается юная весна,
Идущая в сиреневой накидке,
В широкой шляпе бледно-голубой...
(Падучая стремнина, отрывок)

Или:

Лазоревые цветики, порхающие ласточки,
Сияющее солнышко, и небо, как эмаль.
О, дни мои прекрасные! О, дни мои счастливые!
Как вас вернуть мне хочется! Как искренно вас жаль!
Далекое! минувшее! высокое! волшебное!
Красавица, будившая любовь в душе моей.
(Ушедшая весна, отрывок)

igorseverianin23Позднее в честь своей Златы он назовет один из поэтических сборников «Златолира». Но своей Прекрасной Дамой он назовет другую женщину - поэтессу Мирру Лохвицкую, младшая сестра которой, Надежда Лохвицкая, прославилась как  юмористическая писательница под псевдонимом Тэффи.

Поэзия Мирры Лохвицкой, русской Сафо, -  очень мелодичная, изящная, мистическая, трогательно-щемящая, нежная и в то же время наполненная болью. Она оказала огромное  влияние на Игоря-Северянина. В ней было все, что его трогало и волновало как поэта, на что отзывалась его душа.

Люблю я блёклые цветы
Фиалок поздних и сирени,
Полунамёки, полутени
Повитой дымкой красоты.
Душа тревожная больна
И тихим сумраком объята,
Спокойной прелестью заката,
Грядущим сном упоена.
(М.Лохвицкая, Перед закатом, отрывок)

Или вот это:

Люблю я солнца красоту
И музы эллинской создания,
Но поклоняюсь я Кресту,
Кресту – как символу страдания.
(Крест)

Игорь-Северянин никогда не встречался с поэтессой, не был с ней знаком. Она умерла в августе 1905, когда его поэтическая карьера еще только начиналась. Эта мистическая связь с умершей женщиной продолжалась  практически всю жизнь, рождая разные слухи, домыслы и насмешки.

И действительно, в Серебряном веке - это единственный случай такого яркого рыцарского поклонения Прекрасной Даме практически на протяжении всей жизни. Он ставил ее выше Байрона, Данте, Пушкина, Цветаевой и Ахматовой, советовался с ней и дважды в  год (в  свой день рождения и в ее)  приходил   на могилу, принося ей  цветы.

Я чувствую, как музыкою дальней
В мой лиственный повеяло уют.
Что это там? — фиалки ли цветут?
Поколебался стих ли музыкальный?
Цвет опадает яблони венчальной.
В гробу стеклянном спящую несут.
Как мало было пробыто минут
Здесь, на земле прекрасной и печальной!
(Игорь-Северянин, Мирра Лохвицкая, 1926, отрывок)

Так он нашел для своей поэзии точку опоры и создал свою вымышленную страну, свой волшебно-сиреневый рай, в котором царствуют грёзы, мечты, видения, звёзды, Королева-Прекрасная Дама, но и боль, и трагедия. Назовет он эту страну Миррэлией, посвятив ей одноименный сборник.

igorseverianin17Здесь надо сказать, что от сильного душевного напряжения и личных переживаний к концу жизни Мирра Лохвицкая начала страдать психическим заболеванием. И так случилось, что и другой поэт, Константин Фофанов, сыгравший в становлении Игоря-Северянина как поэта главную роль, которого поэт называл своим королем, тоже был психически болен, страдал алкоголизмом и несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством.

Поэзия Фофанова оказала сильное влияние на многих поэтов Серебряного века, воспринявших его главную тему – двоемирие Бытия, трагической несовместимости реальной жизни и мечты, повседневности и поэзии. Эта тема  сквозной линией проходит и у Игоря-Северянина:

И в зле добро, и в добром злоба,
Но нет ни добрых, нет ни злых,
И правы все, и правы оба, —
И правоту поет мой стих.
И нет ни шведа, ни японца.
Есть всюду только человек,
Который под недужьем солнца
Живет свой жалкий полувек.
(Промельк, 21 декабря 1917)

igorseverianin25Познакомился Игорь-Северянин с Фофановым двадцатого  ноября тысяча девятьсот седьмого года, считал этот день днем рождения себя как поэта и отмечал его каждый год. Фофанов многое подсказал начинающему поэту, раскрыв ему поэтические тайны.

Поэзия самого Фофанова  наследует традицию Надсона, который словно передал Фофанову своего рода поэтическую эстафету. Его поэзия тоже таинственна и неуловимо-туманна, в ней часто только угадывается то, что словами трудно передать.

Поэт был склонен к медитативно-бессознательной поэтике, очень музыкальной и чарующе-мелодичной. Короткий период между Надсоном и символистами, с середины восьмидесятых до середины девяностых годов девятнадцатого века, Игорь Северянин назвал эпохой Фофанова, который пронесся на поэтическом небосклоне как яркая звездочка, заложив основы модернизма XX века в русской поэзии. Аполлон Майков вообще называл Фофанова единственным, кто приближался по своему таланту к Пушкину.

Потуши свечу, занавесь окно.
По постелям все разбрелись давно.
Только мы не спим, самовар погас,
За стеной часы бьют четвёртый раз!

До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою:
Мы замыслили много чистых дел...
До утра б сидеть, да всему предел!..

Ты задумался, я сижу - молчу...
Занавесь окно, потуши свечу!..
(К.Фофанов, сентябрь 1881)

Перед смертью Фофанов (1911) написал Игорю-Северянину

О Игорь, мой единственный, Шатенный трубадур!
Люблю я твой таинственный Лирический ажур.

Первый период поэтического творчества Игоря-Северянина ведет отсчет с  литературного дебюта в 1905 и заканчивается вынужденной эмиграцией весной 1918 года, т.е. тринадцать лет, которые в дальнейшем  назовут годами бури и натиска.

igorseverianin18Самый известный и самый удачный поэтический сборник первого периода - «Громокипящий кубок» - не был первым. До этого, по словам поэта, у него вышло 35 маленьких брошюр, правда, изданных на собственный счет и объемом каждый по две и чуть более страниц. «Громокипящий кубок» стал триумфом поэта: если обычно поэтические сборники издавались тиражами в одну-две тысячи, то северянинский сборник выдержал десять изданий общим тиражом 31 348 экземпляров.

Художники! бойтесь «мещанок»:
Они обездарят ваш дар
Своею врожденною сонью,
Своим организмом шарманок;
Они запесочат пожар
В душе, где закон — Беззаконье.
Страшитесь и дев апатичных,
С улыбкой безлучно-стальной,
С лицом, постоянным как мрамор:
Их лики, из псевдо-античных,
Душе вашей бально-больной
Грозят безпросыпным кошмаром.
Они не прощают ошибок,
Они презирают порыв,
Считают его неприличьем,
«Явленьем дурного пошиба»:
А гений — в глазах их — нарыв,
Наполненный гнойным величьем!..
(Предостерегающая поэза, 1912).

По стихам, созданным в этот период, поэт знаком большинству читателей в  России. Эмигрантский период, который был не менее плодотворным и продолжавшимся почти в два раза больше первого (двадцать три года) почти или совсем не знаком. После революции его имя оказалось в списке запрещенных и нежелательных.

igorseverianin20О первом периоде сохранилось  много воспоминаний, начиная с того, как поэт появился на литературном небосклоне с легкой руки Л.Н.Толстого, как стал основателем эго-футуризма и академии эго-поэзии, о его соперничестве с Владимиром Маяковским, который очень болезненно воспринял то, что корона Короля поэтов была отдана не ему, а Игорю-Северянину, написавшему по этому случаю:

Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Меня не любят корифеи —
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.
Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам,
Моим — любовь и песнопенья! —
Недосягаемым стихам.
Я так велик и так уверен
В себе, настолько убежден,
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.
В душе — порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран королем поэтов —
Да будет подданным светло!
(Рескрипт короля, 1918)

igorseverianin19Озорство, ирония, двусмысленность его стихов, музыкальность и особая, завораживающая публику  - несколько нараспев - манера чтения – все это принесло ему славу, сделав кумиром у того обывателя, буржуа- мещанина во дворянстве, которого он высмеивал с их богатством напоказ, лондо, авто, аэропланами, кабриолетами и синема.

Но серьезные поэты и критика видели в его эпатажных стихах не только это, а еще и глубоко философский подтекст, фофановскую боль и двоемирие, где невозможно провести границу между добром и злом, правдой и неправдой, где каждый прав. Именно это делает Игоря Северянина актуальным и великим русским поэтом:

Не странны ли поэзовечера,
Бессмертного искусства карнавалы,
В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не быть пора,
В стране, где за обвалами — обвалы?
Но не странней ли этих вечеров
Идущие на них? Да кто вы? — дурни,
В разгар чумы кричащие: «Пиров!»,
Или и впрямь фанатики даров
Поэзии, богини всех лазурней!..
Поэт — всегда поэт. Но вы-то! Вы!
Случайные иль чающие? Кто вы?
Я только что вернулся из Москвы,
Где мне рукоплескали люди-львы,
Кто за искусство жизнь отдать готовы!
Какой шампанский, искристый экстаз!
О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!
Вы, тысячи воспламененных глаз, —
Благоговейных, скорбных, — верю в вас:
Глаза крылатой русской молодежи!
Я верю в вас, а значит— и в страну.
Да, верю я, наперекор стихии,
Что вал растет, вздымающий волну,
Которая всё-всё сольет в одну,
А потому — я верю в жизнь России!..
(Поэза последней надежды, ноябрь 1917)

Тина Гай

Интересно? Поделитесь информацией!

Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Google Buzz

About Тина Гай

Моя цель – просвещение, девиз - просвещаясь, просвещать. Мир культуры велик, из него выбираю то, что ложится на мою душу, что меня трогает. О человеке можно узнать по выбору, который он делает, значит, и обо мне.
This entry was posted in Великие имена and tagged Любимые писатели и поэты, Любимые поэты и писатели, общество и политика, русские имена, русский мир, Серебряный век. Bookmark the permalink.

11 Responses to Игорь-Северянин: И правы все…

  1. Мне редко самой нравятся мои тексты, а здесь — как свежей воды напилась, пока писала и читала Северянина. А учить литературе без души бесполезно. Дети чувствуют учителей и отвечают им и литературе взаимностью.

  2. Nasati says:

    Спасибо, Тина, огромное!!
    Правильно заметили в комментариях — как обидно, что литературу порой преподают люди, далекие душой от нее.

  3. Мне больше повезло и с наставниками, и с мужем, благодаря которому собственно я и приобщилась к поэзии, и с образованием, значение которого пониманию только сейчас. А тогда, хоть и был у нас курс по всемирной литературе, он прошел как=-то почти не замеченным и я даже не могу вспомнить, что мне попалось на экзамене, но хорошо помню преподавателя, который удивлялся нашей малоначитанности. И такие книги (Северянин, Цветаева, Пастернак, Гумилев) вообще на полках книжных магазинов не стояли. Я уж не говорю о Бокгаузе и Эфроне — настоящем богатстве и духовном, и материальном. Томика стихов Надсона у меня до сих пор нет, и я его не читала, но собираюсь и прочитать, и написать о нем. Так что многое в своей жизни мы упустили, но сегодня все есть в книжных магазинах, не живых, так интернетовских, но читателей значительно меньше стало, чем в наши годы.

  4. Сергей says:

    Если бы в свое время, да в молодую голову вкладывали нечто подобное, я бы стал намного грамотнее. Сейчас могу только сожалеть о том, что не было у нас таких учителей с такой подачей материала. Допускаю даже мысль, что мои наставники сами не знали всех поэтов «Серебряного века». Книги не издавались и, если их предки не имели доступа к «запрещенной» литературе, то откуда взяться знаниям! Особенно в провинции, где народ попроще. Помню в библиотеке, где работала моя будущая жена, в подсобке, как непопулярные стояли списанные тома Брокгауза и Ефрона. Жена с придыханием рассказывала о подруге, имевшей в личной библиотеке томик Надсона.

  5. Это так! Игорь-Северянин творил потому что не мог не творить, а страдания его в эмиграции, думается, не обогатили — в поэтическом плане, а вовсе наоборот. Все-таки все лучшее создано им в России.

  6. nadilel says:

    Есть Поэты и есть поэты… Первым не обязательны страдания, чтобы творить, а вот вторым — они так необходимы, что если их недостаточно — сами создадут…

  7. Спасибо, Ольга!

  8. Ольга says:

    Тина, Спасибо! Получила огромное удовольствие, особенно от Вашей манеры подачи информации.

  9. Людвиг says:

    Прекрасный триптих о Игоре-Северянине!
    Оказывается, у него были и хорошие поэзы … :)

  10. Спасибо, Оксана! Это стихотворение действительно потрясающее, как и многие другие пронизанные тоской по России:
    Грустный опыт
    Я сделал опыт. Он печален:
    Чужой останется чужим.
    Пора домой; залив зеркален,
    Идет весна к дверям моим.
    Еще одна весна. Быть может,
    Уже последняя. Ну, что ж,
    Она постичь душой поможет,
    Чем дом покинутый хорош.
    Имея свой, не строй другого.
    Всегда довольствуйся одним.
    Чужих освоить бестолково:
    Чужой останется чужим.
    Таллинн, 2 апреля 1936

    Или вот еще — «Классические розы», одно из самых известных:

    Классические розы

    Как хороши, как свежи были розы
    В моем саду! Как взор прельщали мой!
    Как я молил весенние морозы
    Не трогать их холодною рукой!
    Мятлев. 1843

    В те времена, когда роились грезы
    В сердцах людей, прозрачны и ясны,
    Как хороши, как свежи были розы
    Моей любви, и славы, и весны!
    Прошли лета, и всюду льются слезы…
    Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
    Как хороши, как свежи ныне розы
    Воспоминаний о минувшем дне!
    Но дни идут — уже стихают грозы.
    Вернуться в дом Россия ищет троп…
    Как хороши, как свежи будут розы,
    Моей страной мне брошенные в гроб!

    Да, те, кто уехал, потеряли свою национальную почву и мало кому удалось прорасти и выжить в инородной им среде. В основном это художники, которым легче было приспособиться в силу специфики живописи, но и им пришлось не сладко. А уж что говорить о тех, для кого язык был основным инструментом и жизнью. Ну, а те, кто остался в России, потеряли свою культуру, которая возникла отнюдь не на пустом месте. Пострадали обе стороны: и те, кто уехал, и те, кто остался. Без культуры нет нации, она делает ее.

  11. Оксана says:

    Жизнь и поэзия Игоря-Северянина — одна из любимых моих тем, как, впрочем, и весь Серебряный век. Кто-то после революции уехал, кто-то остался — по разным причинам. Но практически все уехавшие (за исключением, быть может, Набокова) не смогли реализоваться в поэзии так, как ожидалось. Игорь-Северянин — в первую очередь, поскольку его язык, его языковые игры не могли быть поняты в иноязычной среде, да и перевод их, боюсь, невозможен.
    А моё любимое у Северянина — это:

    И будет вскоре весенний день,
    И мы поедем домой, в Россию…
    Ты шляпу шелковую надень:
    Ты в ней особенно красива…

    И будет праздник… большой, большой,
    Каких и не было, пожалуй,
    С тех пор, как создан весь шар земной,
    Такой смешной и обветшалый…

    И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..»
    Тебя со смехом ущипну я
    И зарыдаю, молясь весне
    И землю русскую целуя!

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *