В понедельник начался . Первая и последняя недели – Не только по церковным канонам - с длительными богослужениями, обилием земных поклонов, воздержанием от пищи и развлечений, но и по народным поверьям.
Начинается Великий пост с Чистого понедельника, заканчивается - , замыкающим великопостный круг вместе со страстной седмицей. Начинаясь с внешней чистоты - уборки квартиры, стирки и бани, он заканчивается чистотой духовной.
В 1836 году, за полгода до своей смерти, написал цикл, непосредственно связанный с Великим постом и страстной неделей, условно названный исследователями «Страстным» или Каменноостровским – по месту его создания.
Лето 1836 года поэт проводит с семьей в Петербурге - на даче на Каменном острове. Осенью он планирует уехать в деревню, куда давно рвался и готовил к переезду жену. Не хватало одного – денег.
Последние полтора года были для Александра Сергеевича мучительными: его не оставляют дурные предчувствия, он хочет вырваться из прежнего окружения, прежней жизни, порвать со всем прежним. Стихотворение «Странник», написанное в 1835 году, передает это трагическое настроение:
Однажды, странствуя среди долины дикой,
Незапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен.
Как тот, кто на суде в убийстве уличен.
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь как больной:
«Что делать буду я? что станется со мной?»
(«Странник», отрывок, 1835 г.)
Духовный кризис, переосмысление жизни, ценностей, отношения с властью, к творчеству, близким – все не нравилось и все тяготило. Тьма сгущалась, по нарастающей слышатся тревога, безнадежность, усталость от попыток вырваться из замкнутого круга.
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам...
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
(1836 г.)
Все чаще поэта посещают мысли о смерти, особенно обострившиеся со смертью матери. Она умерла в Петербурге, в Светлый 1836 года. И волею этих трагических обстоятельств Александр Сергеевич в последний раз побывал в любимом Михайловском.
Сюда он перевозит гроб матери и хоронит ее в Успенском монастыре. Здесь же он «бронирует» место для своей могилы, рядом с матерью, предчувствуя свою скорую смерть. Под впечатлением от Страстной недели и поста, смерти матери, грустных мыслей и предчувствий Пушкин пишет летом 1836 знаменитый «Страстной» цикл.
В нем эти настроения и мысли переданы так, будто он сам переживает последние страстные дни, тоже распинаемый на кресте. Он готовился умереть и его "Я памятник..." звучит как эпитафия на собственную смерть. И могила готова, и эпитафия - на надгробный памятник…
Владимир Соловьев как-то сказал, что если бы поэт остался жив после той трагической дуэли, то с литературой было бы покончено: пережив смертельную рану, он перестал бы быть поэтом и встал бы на путь служения Богу.
Основания так говорить у философа были. Кто знает, случилось бы это или нет, но никто не будет отрицать, что с годами творчество Пушкина становилось все более религиозно-насыщенным и философски-настроенным. Стихотворений становилось меньше, но сгусток духовной энергии в них - мощнее, интонация – трагичнее, прежнего молодого, веселого и радостного Пушкина – все меньше.
...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я…
(Отрывок, 1835 г.)
«Страстной» или Каменноостровский цикл включал, по замыслу поэта, шесть стихотворений, пронумерованных в том порядке, в каком они должны были появиться. Два из них – I и V - обнаружить не удалось. Остальные имели такой порядок:
II. Отцы пустынники и жены непорочны…;
III. Подражание итальянскому («Как с древа сорвался предатель ученик…»);
IV. Мирская власть;
VI. Из Пиндемонти.
Этот цикл – жемчужина и вершина поэтического творчества Александра Сергеевича. Простота, глубина, единый стержень с единой символикой страстной седмицы, философское осмысление своей жизни в свете Евангелия делают цикл уникальным, подобного которому в русской поэзии нет.
Есть , но Страстной – один, вот этот, Пушкинский. Кроме перечисленных, в цикл включаются иногда и другие стихотворения:
"Напрасно я бегу к сионским высотам...", цитировавшее выше; "Когда за городом, задумчив, я брожу..." и "Я памятник себе воздвиг нерукотворный...".
К этому циклу примыкает также стихотворение «Странник» с трагическим описанием собственного духовного кризиса и мучительным поиском выхода из него.
Порядок стихотворений цикла соответствует, в которые вспоминаются последние дни жизни Иисуса Христа. Первым у Александра Сергеевича стоит стихотворение, посвященное молитве, составленной еще в четвертом веке Ефремом Сириным:
Господи и Владыко живота моего,
Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи, Царю!
Даруй ми зрети моя прегрешения,
И не осуждати брата моего
Яко благословен еси во веки веков.
Аминь.
М.В. Нестеров "Отцы-пустынники и жены непорочны..."
Молитва читается с земными и малыми поклонами каждый день по шесть-семь раз в течение всего , исключая субботы и воскресения, которые, по большому счету, постными не являются и при исчислении сорока дней не учитываются.
Молитва не только красивая, но и сильная, любимая прихожанами, и мной, в том числе. И хотя с годами все сложнее исполнять ее физически, но это прибавляет сил. Ноги болят, спина ноет, но молитва настраивает тело и душу как настройщик - расстроенное пианино.
В молитве перечисляются основные грехи: праздность, уныние, любоначалие, празднословие, а потом следует прошение о даровании самого важного: терпения, смиренномудрия, целомудрия, любви, неосуждения ближнего и видения только своих грехов.
Последний раз прихожане слышат молитву Ефрема Сирина в и Александр Сергеевич Пушкин передает свое впечатление от молитвы и перекладывает ее на поэтический язык почти дословно.
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Все чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
(1836, лето, Каменный остров)
Стихотворение, открывая "Страстной" цикл, словно камертон, задает общий тон циклу, как задает тон всему Великому посту молитва святого сирийского "пророка".
(Продолжение )
Тина Гай
nadilel (3)
Игорь Гера... (3)
Lilly (2)
Елена (2)
Абрам (1)
Александр (1)
Александр ... (1)
Алексей (1)
Дмитрий (1)
Елена Шипи... (1)
Если мы о Пушкине знаем мало, то что говорить о других русских поэтах. Это удручает. Зато есть простор для просвещения.
Как всегда, Тина, узнал из вашего поста новые для меня сведения о великом поэте. Например, я не знал, что незадолго до своей гибели он похоронил мать. О его религиозности тоже узнал из вашего поста. Спасибо, что просветили!
Вы напрасно считаете, что у мена нет сомнений, еще какие сомнения, иначе бы я не писала такие тексты как, например, текст о Пусси Райот http://sotvori-sebia-sam.ru/cerkovnaya-zhizn/.
Тридцать семь для Пушкина — конец жизни, для переживших этот роковой возраст — это только кризис середины жизни. Пушкин был очень страстным человеком, как я его понимаю, но если бы он не был глубоко верующим никогда бы не появилась «Капитанская дочка», «Каменноостровский (страстной) цикл» и «Я памятник себе воздвиг…». Он ошибался, как все, грешил, как все, проходил все круги земного ада, как все. 37 лет ему хватило, чтобы понять свою миссию, и свои корни. Жаль, что здесь мы с Вами не сходимся. Я его понимаю, потому что сама тяжело пережила кризис середины жизни, но выжила как-то, во многом помогла вера и «ученость», точнее, тяга к знаниям и желание учиться, использовав по полной программе время, когда была свободна и без работы.
В конце жизни? Тина, Пушкин и половины жизни не прожил, а что говорить о конце… 37 лет — это возраст самых больших сомнений, время, когда человек задумывается о своих предках и корнях, и Пушкин не исключение.
Я понимаю, что вы, Тина стойкий и непоколебимый в православной вере человек, а сомнения — это удел ученных и таких неучей как я, а вы этот народ не очень-то жалуете… 😉
Это Бродский так писал, а Пушкин прошел путь от Гаврилиады до предсмертного прощения всех, упокоившись в мире и согласии с Богом. Бродский никогда не считал себя набожным и верующим, хотя и писал стихотворения на евангельские темы, а Пушкин в конце жизни пришел к Богу и все последние годы мучительно искал веру, возвращаясь к своим корням и вере отцов.
«Пушкин — трагическая фигура, за пятнадцать лет он прошел путь от кощуника до глубоко верующего человека.», Тина, Пушкин не успел разувериться …
«…как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.»
Но это же естественный путь любого нормального человека: сначала бурная юность, потом — озарение или обращение, которое наступает моментально и от тебя мало что зависит (знаю по себе). А потом ты уже только следуешь дальше на призыв. Кто с большим, кто с меньшим усердием. Вчера была передача по ТВ о Евгении Стеблове, что играл в фильме «Я шагаю по Москве». У него сын ушел в монастырь, хотя тоже был актером и даже снял свой фильм как режиссер, но потом вдруг — как всегда бывает и все: все становится противно. «Я предпочту умереть для мира, чем вообще умереть» — это были слова сына. Призывают далеко не каждого. И как у Есенина:
Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.
Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
Золотые, далекие дали!
Все сжигает житейская мреть.
И похабничал я и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть.
Дар поэта — ласкать и карябать,
Роковая на нем печать.
Розу белую с черной жабой
Я хотел на земле повенчать.
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились —
Значит, ангелы жили в ней.
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной, —
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.
Виктор, посмотрите комментарий Юрия, написанный Вам. Если захотите, ответьте.
Вы угадали мои мысли: я действительно не хотела писать, по крайней мере, в первую неделю поста: хожу в храм на канон Андрея Критского, завтра хочу причаститься. И вообще первая неделя — святая и страшная одновременно, два в одном. Но как ее проведешь, таким и весь Пост будет. Но после храма энергии прибавляется, хотя вкушаю только горячий кипяток и хлеб. И тянет писать, хотела написать о молитве Ефрема Сирина, а получилось — о Пушкине, неожиданно для самой себя. Пушкин для многих — особая тема, в том числе и для меня. Помню, когда начала снова, после школы, его и про него читать в далеко не самый лучший период моей жизни, уже будучи взрослой, я рыдала: над его судьбой, над ним и над собой (как же без этого!?). Все становится понятно, когда сам попадаешь в подобную ситуацию. Он открылся совсем с другой стороны. Человек, загнанный в тупик, который не смог из него выкарабкаться, потому что не захотел. Он не хотел жить. И сейчас я снова вернулась в то время, к нему и к себе той, которая его читала другими глазами, когда я тоже хотела умереть. Пушкин — трагическая фигура, за пятнадцать лет он прошел путь от кощуника до глубоко верующего человека.
Можно сравнить его послание к В.Л.Давыдову (1921 год)
А мой ненабожный желудок
«Помилуй, братец, — говорит, —
Еще когда бы кровь Христова
Была хоть, например, лафит…
Иль кло-д-вужо, тогда б ни слова,
А то — подумай, как смешно! —
С водой молдавское вино».
Но я молюсь — и воздыхаю…
Крещусь, не внемлю сатане…
А все невольно вспоминаю,
Давыдов, о твоем вине… и т.д.
И это, из страстного цикла (1836):
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
А про деньги и деревню — ничего не изменилось со времен Пушкина. Писать буду, но реже.
Я уж подумала, что вы, Тина, в честь поста и статьи не будете писать… потому как читать ваши статьи, достовляет мне такое же удовольствие, как и вкушать далеко не постную еду 😉
Вот сижу и думаю, где бы деньги раздобыть, чтоб уехать в родную деревню ( хоть в чем-то с Александром Сергеевичем похожа 😉
Я о Пушкине два слова. Вот сколько встречаю примеров прихода к Богу, всегда это:
очень бурно и неестественно, ненормально проведённые годы; переосмысление своей жизни; какое-либо несчастье и т. д. А ещё отсутствие друзей, единомышленников, усталость, которую ничем не излечить моментально. То есть нужна сила воли, определение своих возможностей и цели. Трудно! Силы ушли на многое и ненужное, а подпёрло и их не хватает.
Мне понравилось ваше описание про Пушкина. Об остальном мне сказать нечего. Моё отношение ко всему этому вы знаете. Друзей нужно иметь. Хороших, настоящих. Как говорил Евдокимов, с которыми и помолчать можно.