Другое измерение - то, где творят небожители. Они как посланцы из другого мира приходят к нам со своей миссией - свидетельствовать, что есть другой мир и другое измерение, которое для нас, нормальных людей, недоступно и потому непонятно.
К числу таких пришельцев относится Анатолий Тимофеевич Зверев. Художник и человек не от мира сего, человек-миф, известный в узких кругах не только своими искрометными и неподражаемыми картинами, но и своим образом жизни свободного бродяги.
То ли юродивый, то ли гений, то ли то и другое вместе. Одним словом, русский Ван Гог с такими же проблемами и страстями. Какими только эпитетами его не наделяли: гений, сумасшедший, скиталец, бомж, мыслитель, поэт.
Для внешних – тунеядец, за что его преследовали власти, бродяга, без дома и семьи, с диагнозом «шизофрения» и алкоголик, нонконформист и художник андеграунда.
Для близких, коих было совсем немного, – человек-легенда, богемный поэт, философ и мудрец, продававший свои картины за еду, водку и ночлег.
С ними он раскрывался совсем с другой стороны: простой, парадоксальный, с чувством юмора, свободный в своих оценках и высказываниях, любивший жизнь во всех ее проявлениях. Но близкие вряд ли назовут себя его друзьями, даже если и хотели бы. Он был слишком неотмирным и слишком нездешним. Это все равно, что считать себя другом инопланетянина.
Зверев был вызовом для благоустроенных или стремящихся к насиженности обывателей, для буржуазного счастья и здравого смысла. Он «выпал» из нормы и сделал выпадение демонстрацией перед преуспевающими официальными художниками.
Самая точная характеристика Зверева, пожалуй,
Он был свободен для общения с людьми, которые ему нравились; свободен для искусства. В его картинах поразительно много воздуха, легкости, полета, чистоты, радости и сказочности. Здесь много свободы не только в мазке и стиле, на первый взгляд хаотичных.
Здесь много свободы для смотрящего, которого он словно приглашает достроить, домыслить, додумать незавершенное. Здесь все не закончено, не досказано, все в движении и динамике, никаких барьеров и преград, праздник красок, духа, жизнеутверждающей энергии жизни.
Его картины – это
Но, с другой стороны, наверное, только из такой бездомности, незашоренности и внешней свободы мог вырасти его удивительный карнавальный мир.
Его мир чем-то похож на народный лубок. В детстве, по его воспоминаниям, над кроватью висела картина-лубок, которую он пытался скопировать. Это детское желание повторить радость в безрадостном и память о ярком лубке, утопленная в подсознании, так необычно преобразились в детском воображении, с возрастом вылившись в карнавальную игру красок.
Художник брезгливо относился к деньгам, которые легко тратил; ненавидел новую одежду и с благодарностью принимал поношенное; не заботился о приличиях и манерах, принятых в обществе. Словом, ходил по земле как очарованный странник из рассказов Лескова, русский самородок и щедрой души человек.
Я узнала о нем довольно давно, лет тридцать назад. С тех самых пор дома висит репродукция его картины «Нина». Если бы не знала, как он жил и творил, никогда бы не подумала, глядя на этот портрет, что такое чудо нежности, хрупкости и чистоты создано из совсем другой жизни и всего за несколько минут из подручного материала.
Молодая девушка с пышными волосами, в дореволюционной шляпке с широкими полями, с темными большими глазами, смотрит куда-то вбок, погруженная в свои мысли. Художник словно на миг высветил ее из темноты и запечатлел в дрожащем пламени свечи. И как свеча она такая же живая, подвижная и воздушно-трепещущая.
Женственность, мягкость, загадочность, поэтичность, созданные свободным полетом кисти художника, завораживают. Я не знаю, кто такая Нина, но такой представляю Беллу Ахмадуллину,
У него была своя Муза, тоже из поэтического мира - Оксана Асеева (Ксения Михайловна Синякова), жена известного поэта Николая Асеева (дочь
Говорят, что еще до знакомства с Оксаной все его женские портреты уже были похожи на нее. Наверное, создав однажды в своем воображении собственную Музу, он узнал в реальной женщине ту, которую увидел задолго до встречи с ней. И мой портрет Нины – это тоже ее портрет.
Как художник, Зверев создал свой неповторимый стиль: искусствоведы и коллекционеры называют его русским экспрессионизмом,
"Художники такого масштаба рождаются раз в сто лет".
Своей живописью он соединил две точки: русский авангард начала века и последние открытия в живописи западного искусства. Он стал мостом между прошлым и будущим, преодолев разрыв между ними. Это был поток страсти, энергии, темперамента, смывающий все на своем пути: нормы, правила приличия, здравый смысл.
Он был поверх барьеров и пределов, говоря словами Марины Цветаевой, «безмерностью в мире мер». Был живым фактом искусства, творя его не только красками, но собственной жизнью, столь же артистичной и карнавальной, как и его живопись.
Независимость, анархия и бунтарство художника некоторых раздражали, его неприкаянность и пристрастие к алкоголю вызывали жалость, его забирали в психбольницу, осуждали за тунеядство, но он шел своим путем, тем, на котором рождались его, зверевские, шедевры.
Он их подписывал «АЗ», своими инициалами, но и первой буквой церковно-славянского алфавита, потому что был действительно первым и неподражаемым первопроходцем-победителем.
Зная себе и своим картинам цену, Зверев легко их отдавал. Можно сказать, он разбрасывался шедеврами, которые создавал из любого оказавшегося под рукой материала – томатного соуса, варенья, угля, не говоря уже о карандаше и красках. Он мог за несколько секунд или минут, не глядя, нарисовать портрет, расплачиваясь им за выпивку или еду.
Так, словно мимоходом, за свою почти сорокалетнюю профессиональную жизнь он создал более тридцати тысяч (!) шедевров, разбросанных по многочисленным московским квартирам, в которых останавливался на ночлег.
Сегодня его картины находятся в лучших музеях Парижа, Нью-Йорка, Лондона, Москвы, не говоря уже о частных коллекциях. Его картины высоко ценят знатоки живописи за границей, его ценили и им восхищались коллекционеры и интеллектуалы старой Москвы.
Гениальный русский художник, создавший свой неповторимый мир, ниспровергатель устоявшихся приемов и всего привычного, он пересоздал и заново открыл знакомые приемы, придав им новое звучание.
Он досказал недосказанное великими русскими авангардистами начала XX века. Он поставил точку, которую они не успели поставить, и открыл путь в будущее.
(Продолжение
Тина Гай
Интересно? Поделитесь информацией!
Related posts
- Сезанн. Моисей современного искусства. Часть 3
- Хаим Сутин-2. «Суть Сутина – «Спасите наши туши!» (В. Высоцкий)
- Юрий Анненков: Формула лица
- Геннадий Павлов. В час перед рассветом
- Любовь Попова: Амазонка русского авангарда
- Православная и католическая икона. Часть 2.
- Сказочник Хундертвассер
- Ауэрбах. Окончание
- Православная икона: вводная статья
- Магический реализм Бориса Забирохина
Спасибо за предложение, но наверное это очень дорого.
Волею судеб мой хороший знакомый приобрёл в 80х несколько работ Анатолия Зверева. Будет их продавать. Пишите: st953@mail.ru Александру Владимировичу.
Конечно, сам, Вы правы.
Каждый выбирает для себя — женщину, судьбу или дорогу.
Конечно, Елена. Зверев — гений. Но его жизнь — это еще и урок творческим людям: нельзя работать на публику и на социальность, надо работать для себя, только это делает тебя интересным другим. Как бы и кто бы к тебе не относился. Зверев, когда начинал, он писал для себя, и только для себя. Поэтому его ранние работы так поражают. Потом он стал работать по заказу и на продажу, как в рассказе Гоголя «Портрет». И за это он дорого заплатил, хотя в руки не дался, изменив свою жизнь так, чтобы его принимали просто потому что он человек, а не потому что модный художник. Он меня потрясает прежде всего своей жизненной историей. Спасибо за комментарий
Так легко и своеобразно может работать только гений.