В канун нового года  Джозеф Редьярд Киплинг праздновал бы сто пятьдесят лет со дня своего рождения (30 декабря 1865). Киплинг до сих пор остается самым молодым  лауреатом Нобелевской премии в области литературы. Его удивительный сказочный мир, населенный одновременно четырех - и двуногими, восхищает; его стихи, легко запоминающиеся как пионерские речевки, оказывают почти магическое воздействие; его поэзия оживает, как только начинает звучать, напрашиваясь стать песней.

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
Ночь-день-ночь-день— все по той же Африке,
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.

Восемь-шесть-двенадцать-пять—двадцать миль на этот раз:
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне.

Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне.
(Пыль. Отрывок. Перев. Оношкович-Яцына А.)

Однако когда тридцать лет спустя после присуждения в 1907 году Нобелевской премии Редьярда Киплинга  хоронили (1936)  в поэтическом уголке Вестминстерского аббатства, ни одного знаменитого поэта и писателя среди провожающих не оказалось.

К тому времени имя величайшего английского поэта стало почти бранным, имперская идея Великобритании, вдохновлявшая поэта и писателя в течение всей жизни, тихо закатилась после Первой мировой. И до сих пор поэт  вызывает в Англии неоднозначную реакцию, а Элиот назвал Киплинга  лауреатом без лавров.

Известный русский поэт и переводчик Евгений Витковский по этому поводу сказал:  неуместно лилипутам идти за гробом, когда хоронят Гулливера. Великий романтик, белый человек, искренне веривший, что империя несет колонизированным землям и народам цивилизацию и добро, Редьярд Киплинг свою Англию считал не родиной, а всего лишь лучшим местом за границей.

Его Родиной была империя под названием «Великобритания», простиравшаяся далеко за пределами сумрачного Альбиона. В России Киплинг прижился, как ни один другой английский поэт, исключая разве что Шекспира. Однако, и Горький, и Луначарский, и Куприн, и Мандельштам и другие не упускали случая напомнить о национализме Редьярда Киплинга, его патриотизме, подчеркнутого превосходства белого человека над остальными нациями, о его приверженности имперской идее.

Крепись, мужай, подъемля бремя белых,
  И самым лучшим, близким и родным
Вели служить в глухих твоих пределах,
  Служить недавним пленникам твоим.
Доспех тяжелый дай сынам любимым
  И повели служить им, не шутя,
Угрюмцам, дикарям и нелюдимам,
  Где всякий – получёрт, полудитя.

Крепись, мужай, подъемля бремя белых,
  Храни терпенье всякий день и час,
Гордыню прячь и в толпах оробелых
  Умей быть грозным – но не напоказ.
Беседуй просто, ясно и весомо,
  Пойми, взглянув в глаза своей судьбе:
Твои труды достанутся другому,
  Твои плоды отведать не тебе.

Крепись, мужай, подъемля бремя белых,
  Трудись, добившись власти над людьми.
Больных, голодных и осиротелых
  Ты вылечи, согрей и накорми.
Когда ж поднимешь хворых и увечных,
  Когда согреешь и накормишь всех,
Гляди, чтоб лень и глупость подопечных
  Не подорвали близкий твой успех.
 
Крепись, мужай, подъемля бремя белых!
  Работай в холод и работай в зной,
Работай, обучая неумелых.
  Ты не король, ты – раб и крепостной.
Ты строишь порт, куда ты не заходишь,
  Твои дороги – благо для других.
Строения с живыми ты возводишь,
  Но мертвецами отмечаешь их!
 
Крепись, мужай, подъемля бремя белых,
  Страстей недобрых выдержи накал –
Упрёки критиканов оголтелых
  И злобу тех, кого ты опекал.
И улыбнись, и не давай ответа
  На крик толпы, взыскующей бичей:
«Нам тяжко от свободы и от света!
  Верни нам тьму египетских ночей!».
 
Крепись, мужай, подъемля бремя белых,
  Не отвлекайся, думая о том,
Что сон нейдёт от глаз осоловелых,
  Что «нынче» можно сдвинуть на «потом».
Будь начеку, ведь по тому, как часто
  Ты склонен к отступленью иль к борьбе,
Здесь судит люд угрюмый, но глазастый
  И о твоих богах, и о тебе.
 
Крепись, мужай, подъемля бремя белых!
  Никто ребёнком дважды не бывал.
Не жди опять успехов скороспелых
  И лёгких, незаслуженных похвал.
Крепись, мужай в невыгодное время,
  Когда не награждают по труду,
И, встретив тех, кто вынес то же бремя,
  Предай себя их честному суду!
(Бремя белых. Перевод. Евгения Фельдмана)

Может быть, потому в советской России так упорно напоминали англичанину о его имперских грехах и амбициях, что ее представители, даже лучшие, подсознательно сами несли в себе эту болезнь. Ненавидя ее в себе, они не признавали, что бацилла имперской заразы  и национал-патриотизма глубоко укоренилась  в самом русском человеке.

Зато Редьярд Киплинг это хорошо чувствовал:  ненавидя Российскую империю до глубины души, он отпел ее в стихотворении «Россия - пацифистам». Отпел - как братскую, отпел - как отпевает военачальник-победитель  побежденного сильного врага.

Правда тогда, в 1918, он не знал, что Российская империя возродится из праха в лице Советского Союза, но  стихотворение – не только об этом: там рефреном звучит  вопрос: «А кто следующий?» И потому  сегодня стихотворение воспринимается более чем актуально.

Это  реквием не только по России Романовых, но и по Украине сегодняшней, и по бывшей Югославии, и по некогда богатой Ливии, и по многим другим, и даже по Соединенным Штатам. Гениальный поэт не может быть не провидцем.

И это в полной мере относится к Редьярду Киплингу, написавшему почти сто лет тому назад реквием по всем погибающим в войнах народам и странам.

Бог с вами, мирные джентльмены! Страха вам не понять.
Оставьте на минутку спорт, чтоб мертвых не нарожать!
Мёртвые армии и города, без счета и забот…
А там, беспечные господа, а что потом вас ждет?
Споем, что ли!

Землю вскопай для усталых солдат:
Нет ведь у них земли!
Отдайте им всё, что они хотят!
Но кто будет следующим, господа
За теми, что в ямы легли?

Бог с вами, мирные джентльмены! Нам только дорогу открой –
Пойдём копать народам могилы с Англию величиной!
История, слава, гордость и честь, волны семи морей –
Всё, что сверкало триста лет, сгинет за триста дней!
Споем, что ли!

Замёрзшие толпы бензином польём,
Пусть хоть в последнем сне
Немного погреется бедный народ…
А кто будет следующим, господа,
Гореть в погребальном огне?

Бог с вами, мудрые джентльмены! Да будет легок ваш сон!
Ни звука, ни вздоха, ни тени не оставим для новых времен!
Разве что отзвуки плача, разве что вздохи огней,
Разве что бледные тени втоптанных в грязь людей!
Споем, что ли!

Хлеба, хлеба голодным,
Тем, кто в бою падет!
Дайте им корм вместе с ярмом!
А кто же следующий, господа,
За похлебку в рабство пойдет?

Бог с вами, резвые джентльмены! Веселитесь в своем углу,
Когда превратится и ваша держава в мусор, кровь и золу:
Ни оружия, ни надежды, ни жратвы, ни зимы, ни весны –
Останется разве что имя канувшей в Лету страны!
Споем, что ли!

Головы, руки, ноги
зароем, и пусть лежат!
Вот так мы хороним свой бывший народ…
А кто канет следующим, господа,
С вашей доброй помощью в ад?
(Россия – пацифистам. 1918. Перев.  В.Бетаки)

Сегодня многие вынуждены признать, что никто  так не опорочен, никто так не переиначен и никто так не перетолкован, особенно в переводах,  как Киплинг. Но масштаб Киплинга, его пророческий и проповеднический дар, дар слова и умение слышать другого, невозможно приуменьшить никакими обвинениями.

В России никто не сомневается в гениальности Киплинга-поэта, даже если Англия это усомневает. Никто не отрицает его гениальности как автора «Маугли» и других детских книг, хотя «детскости» в них столько же, сколько и «взрослости».

Никто не отрицает  воспитательно-педагогического пафоса его книг, в которых Редьярд Киплинг утверждает, что человеческому детенышу только еще предстоит, пройдя множество испытаний, превратиться из лягушонка в человека и именно об этом не только "Маугли", но и его знаменитая заповедь "Если...":

Будь с головою в царстве безголовья
      И верь себе, где мир не верит весь,
Но чем его неверье и злословье
     Ты заслужил – прикинь, подумай, взвесь.
Ждать научись и год, и два, и вечность.
     Оболганный, не опустись до лжи.
Не озверей, познав бесчеловечность.
     Добро и ум со скромностью свяжи.

Лелей мечту, но не давай ей власти.
      Из дум своих кумира не твори.
Обманщикам – триумфу и несчастью –
      Вниманье одинаково дари.
Умей, мой мальчик, дорожить моментом,
      Когда ты прям и чист перед собой.
Умей чинить истёртым инструментом
      Всё то, что исковеркано судьбой.

Когда, сыграв, ты куш поставишь на кон
      И снова роковой запустишь круг,
Проигран будет пусть, но не оплакан
     Твой куш, который выскользнул из рук.
И если в сердце, нерве, сухожилье
     Биенье жизни начисто умрёт,
Ты волей оживи своё бессилье,
     Когда услышишь клич её: «Вперёд!».

Доступный всем, с толпою не смешайся.
      Не будь раним ни другом, ни врагом.
И после короля не погнушайся
     Поговорить с последним бедняком.
Мой мальчик, и секунды не приемли,
     В бездействии утраченной навек,
И ты получишь в дар и эту Землю,
     И вместе с нею званье – Человек!
(Завет. Пер. Евгения Фельдмана)

(Продолжение здесь)

Тина Гай