К.Сомов. Портрет А.С.Пушкина

(Начало 1, 2, 3) «Из Пиндемонти» завершает Каменноостровский цикл А.С.Пушкина, написанный в 1836 году. Но оно стоит особняком от трех предыдущих, в которых ярко выражена христианская символика. Они  тесно связаны со страстями Спасителя и днями страстной седмицы Великого Поста.

Последнее стихотворение цикла -  "Из Пиндемонти" - единственное, написанное от местоимения «я», хотя и прикрыто переводом с итальянского поэта Ипполито Пиндемонте.

Здесь  Александр Сергеевич выражает не только и не столько позицию итальянского поэта, сколько свою личную, утверждая право личности на независимость и свободу.

«Из Пиндемонти» называют пушкинской одой внутренней свободе человека. Но тем более в глаза бросается контраст религиозной тематики трех первых стихотворений цикла и светской - последнего. Естественно возникает вопрос: «Зачем поэту так важно было поставить их рядом, включив сугубо светское стихотворение в литургическую тематику?»

Но если рассматривать последнее стихотворение не само по себе, а  в контексте всего цикла, находя параллели и отсылки с предыдущими стихотворениям («Отцы пустынники», «Подражание италиянскому» и «Мирская власть»), то все встает на свои места. Но сначала само стихотворение:

Обозная Валентина Ивановна. Пушкин читает стихи

Из Пиндемонти
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова*.
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
                                                    Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь Божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права...

Василий Андреевич Тропинин. Пушкин. 1827

На самом деле источником для Пушкина был не только Ипполито Пиндемонте, но и Альфред Мюссе, однако, в конце концов, Александр Сергеевич останавливается на итальянском поэте, неоднократно утверждавшем, как и Мюссе, что любая власть – это, прежде всего, тирания, вне зависимости от того, кто ее олицетворяет: царь или народ, монарх или парламент, самодержец или республика.

Но Пиндемонте, кроме негативного отношения к власти, утверждает и позитивную программу, отдавая приоритет искусству перед властью, а Пушкин добавляет к этому еще и восхищение Божественной красотой Природы. Позитив взял верх и имя Мюссе было заменено на Пиндемонте.

В этом стихотворении у Пушкина появилось отличие в понимании демократии, свободы и братства. Если  в раннем творчестве он безоговорочно отрицал всякое рабство, выступая за свержение самодержавия, то сейчас он отрицает далеко не все. В частности, он не готов сносить «трон» на революционной волне, как это случилось во Франции.

И он далек от поддержки любых демократических лозунгов. Александр Сергеевич стал намного осторожней в высказываниях  и «демократический халат» одевать не спешит. Более того, поэт поддерживает все инициативы Государя, направленные на укрепление дворянства, например, положительно относится к реформе относительно его «ограждения».

Вспомним также, что Пушкин не освободил ни одного из своих крепостных крестьян, что ставилось ему в вину демократами. Благосостояние дворянства он считал более сильной преградой абсолютной власти, чем революцию или конституцию. Для народа – свобода, но не власть. В 1836 году Пушкин писал относительно происходящего во  Франции и желательного для России:

Н.Н.Ге. Пушкин в селе Михайловском (Пущин у Пушкина). 1875 г.

«Народ властвует со всей  отвратительной властию демокрации —  В  нем все признаки невежества — презрение к чужому… Девиз России: Suum cuique (лат. - каждому свое)».

И строчки – «Зависеть от царя, зависеть от народа — /Не все ли нам равно? Бог с ними» - отнюдь не случайность.

За ними стоят действительно политические убеждения Александра Сергеевича, выстраданные и продуманные, к которым он пришел к концу жизни. От демократии его отталкивает презрение к культуре, неуважение к прошлому, вульгарно понятое равенство, уничтожающее талант, искусство и свободу личности, что в полной мере подтвердилось в октябре семнадцатого.

Отрицая в первой части «Из Пиндемонти» то, чего не желает ни себе, ни России, Пушкин фактически повторяет первую часть молитвы Ефрема Сирина («Отцы пустынники…»), только там он перечисляет то, что не желает себе в духовном плане, здесь – в политическом.

Все эти громкие и красивые  лозунги – демократия, народовластие, равенство, братство – всего лишь «слова, слова, слова», празднословие, за которым стоят вовсе не безобидные дела. За ними - банальное стремление к власти, прикрытое словами, часто  лживыми. Если продолжать цитировать Гамлета:

«Хитрая речь спит в глупом ухе».

A.Robst. Портрет А.С.Пушкина

Вторая часть «Из Пиндемонти» излагает позитивную программу, то, что поэт действительно считает важным и какие права он готов защищать. И в этом  стихотворение опять повторяет «Отцов-пустынников», в котором вторая часть - изложение того, что поэт хотел бы стяжать духом:

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
(«Отцы пустынники», отрывок)

Противопоставление негатива и позитива присуще всему Каменноостровскому циклу А.С.Пушкина. Чего же он себе желает, какие лучшие права и в чем счастье человека?

А.И. Лактионов. Пушкин на траве, 1949

13. ………………………………Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь Божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права...

Какая разница, какие времена на дворе. Власть всегда будет оставаться властью, но личность, если она личность, свободна. В этой части Александр Сергеевич безоговорочно утверждает независимость и свободу, как императив, как требование: никому не давать отчет, служить только себе, не гнуть шеи ни перед кем, скитаться, где хочешь, трепетать перед искусством и Божественной природой!

В общем-то, это не христианское смирение, терпение и любовь, а вовсе даже наоборот. Но здесь нет лживых слов, это своего рода заповеди свободного человека, которые сродни тем ценностям, которым следовали все святые. Так закольцовываются «Отцы-пустынники», открывающие  Каменноостровский страстной цикл,  и «Из Пиндемонти», его завершающий.

Тина Гай