«Кто же будет историком остальных уголков, кажется страшно многочисленных? …кто же осветит хотя бы часть этого хаоса, и хотя бы и не мечтая о руководящей нити? Главное, как будто бы всем еще вовсе не до того, что это как бы еще рано. … У нас есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся и семейство, стало быть, разлагающееся. Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся, на новых уже началах. Кто их подметит, и кто их укажет?» Ф.М.Достоевский
Как много тех, с кем можно лечь в постель Как мало тех, с кем хочется проснуться... И утром, расставаясь, обернуться, И помахать рукой, и улыбнуться, И целый день, волнуясь, ждать вестей.
Как много тех, с кем можно просто жить, Пить утром кофе, говорить и спорить... С кем можно ездить отдыхать на море, И, как положено - и в радости, и в горе Быть рядом... Но при этом не любить...
Как мало тех, с кем хочется мечтать! Смотреть, как облака роятся в небе, Писать слова любви на первом снеге, И думать лишь об этом человеке... И счастья большего не знать и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать, Кто понимает с полуслова, с полу взгляда, Кому не жалко год за годом отдавать, И за кого ты сможешь, как награду, Любую боль, любую казнь принять...
Вот так и вьётся эта канитель – Легко встречаются, без боли расстаются... Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель. Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться
Как много тех, с кем можно лечь в постель… Как мало тех, с кем хочется проснуться… И жизнь плетёт нас, словно канитель… Сдвигая, будто при гадании на блюдце.
Мы мечемся: – работа…быт…дела… Кто хочет слышать- всё же должен слушать… А на бегу- заметишь лишь тела… Остановитесь…чтоб увидеть душу.
Мы выбираем сердцем – по уму… Порой боимся на улыбку- улыбнуться, Но душу открываем лишь тому, С которым и захочется проснуться..
Как много тех, с кем можно говорить. Как мало тех, с кем трепетно молчание. Когда надежды тоненькая нить Меж нами, как простое понимание.
Как много тех, с кем можно горевать, Вопросами подогревать сомнения. Как мало тех, с кем можно узнавать Себя, как нашей жизни отражение.
Как много тех, с кем лучше бы молчать, Кому не проболтаться бы в печали. Как мало тех, кому мы доверять Могли бы то, что от себя скрывали.
С кем силы мы душевные найдем, Кому душОй и сердцем слепо верим. Кого мы непременно позовем, Когда беда откроет наши двери.
Как мало их, с кем можно – не мудря. С кем мы печаль и радость пригубили. Возможно, только им благодаря Мы этот мир изменчивый любили.
В преддверии Рождества и Нового года, так любимых взрослыми и детьми, мы поздравляем друг друга словами и открытками, если наши родные и близкие далеко. Открытки – это открытые письма.
Раньше, в дореволюционные времена, принято было развозить визитные карточки. Это было утомительно и долго. Когда появились открытки, их стали в огромном количестве посылать почтой.
Но откуда и когда произошли открытки? На этот вопрос существует много ответов: кто-то говорит, что в Китае, 1000 лет назад, кто-то говорит, что во Франции, кто-то – в Англии, а кто-то - в Австро-Венгрии.
Некоторые считают, что ее прародительницей были средневековые гравюры (вспомним замечательный «Часослов» герцога Берийского), а кто-то, что это была визитная карточка.
Два друга шли по пустыне изнеможенные. В один момент друзья поспорили, и один из них дал пощечину другому.
Последний, чувствуя боль, но ничего не говоря, написал на песке: «Сегодня мой самый лучший друг дал мне пощечину». Они продолжали идти, и нашли оазис, в котором решили искупаться.
Тот, который получил пощечину, едва не утонул, но его друг спас. Когда он пришел в себя, он высек на камне: «Сегодня мой самый лучший друг спас мне жизнь».
Тот, который дал ему пощечину, а потом спас жизнь, спросил eго:
— Когда я тебя обидел, ты написал на песке, а теперь ты пишешь на камне. Почему?
Собственно и двора-то никакого и не было. Была большая центральная дорога, по одну сторону от которой стоял длинный барак, по другую – три финских домика, в том числе и наш.
Центром, вокруг которого шла «дворовая жизнь», была большая, почти квадратная, площадка, на ней кипели детские и взрослые страсти. В центре площадки стоял высокий шест. На нем сначала были гигантские шаги, потом – длинная веревка с закрепленным мячом на конце, который мальчишки закручивали вокруг шеста с одного удара по мячу. И во что мы только не играли на этой площадке! В «штандер», лапту, прятки, настольный теннис, футбол, волейбол.
Один известный психолог начал свой семинар по психологии, подняв вверх 500-рублевую купюру. В зале было около 200 человек. Психолог спросил, кто хочет получить купюру. Все, как по команде, подняли руки.
"Прежде чем один из вас получит эту купюру, я кое-что с ней сделаю", - продолжил психолог. Он скомкал ее и спросил, хочет ли кто- то все еще получить ее. И снова все подняли руки.
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны.
(В. Жуковский, "Светлана")
Конечно же, ни одно Рождество не обходилось без гаданий, как ни боролась с этим церковь, победить языческий обычай она не смогла.
Помню, я за это же была отлучена от причастия, хоть и не на шесть лет, как предписывается Шестым Вселенским собором, но все же.
Коляда ты, коляда,
Заходила коляда,
Записала коляда,
Государева двора,
Государев двор среди Москвы,
Середь каменной.
Кумушка-голубушка,
Пожертвуйте лучинки
На святые вечера,
На игрища, на сборища…
Так в народе встречали Рождество и Колядки. Колядование было неотъемлемой частью Рождественских праздников. Как противостоящее славлению, в народе оно называлось «заваливанием» или страшными вечерами. Случаются страшные вечера дважды: в ночь на Рождество и в Новый год.
Рождество таинственно и, как всякое таинственное, связано со страшным и даже жутким. Пограничное время, время между двумя мирами, которое в народе всегда обыгрывалось как особое: когда одновременно открываются врата небесные и вход в подземный мир.
Время встречи трех миров: небесного, земного и подземного. Время чудес и одновременно разгула всякой нечисти; время встречи прошлого, настоящего и будущего. Двенадцать святых дней - с Рождества до Крещения,
"от звезды до воды".
Пост и коленопреклонения в эти дни строго запрещались.
Рождественские праздничные дни делились на две половинки: белую – святую, и черную – страшную. Первая – святые вечера - время чудес, исполнения желаний, прощения обид и милосердия, воспоминания старших о предках, о прошедшем годе и чинный праздничный стол во главе с хозяйкой - Большухой. Это первый и главный семейный праздник, к которому начинали готовиться задолго до его наступления. У сербов, например, с 19 декабря, дня зимнего Николы.
Giorgos Soilemezidis (1)