Власть

К.С.Петров-Водкин. А.С. Пушкин в Петербурге

(Начало здесь и здесь) В завершающем предпасхальный триптих стихотворении «Мирская власть» акцент переносится с противостояния сатанинской и божественной власти, чему посвящено «Подражание италиянскому», на противоборство власти духа и мира, к которой поэт причисляет и власть церковную.

Основанием для стихотворения послужил описанный князем Вяземским факт, свидетелем которого был Александр Сергеевич: в страстную пятницу, когда на середину храма выносится плащаница (гроб Иисуса), у нее выставили солдат, что поэт расценил как кощунство и надругательство над Распятием, искажающим и опошляющим весь смысл происходящего.

Пушкин с сарказмом высмеивает потуги мирской власти встать вровень с властью Божественной, как в «Подражании италиянскому» он высмеивает сатану за его бесплодную попытку подражания Богу. Поэт снова разыгрывает на малом пространстве небольшого стиха драму столкновения власти от мира сего с Божественной властью, которую сатана хочет присвоить.

Особенно явными эти параллели становятся, если вспомнить три искушения Иисуса Сатаной в пустыне, куда Он удалился после Крещения на сорокадневный пост. Сатана является под разными масками, но речь всегда об одном: его власть тщится удержать то, что ей не принадлежит, и пытается делать то, что не в силах сделать.

В Евангелии стража приставлена ко гробу Господа, чтобы удержать тело Иисуса, а спустя века она приставлена, чтобы символизировать свою власть над Ним. Здесь опять совершается предательство, подобное тому, что совершил Иуда по отношению к живому Иисусу.

Но продолжающаяся после смерти мистерия одного и Другого кончается по-разному: Иуда гибнет от поцелуя сатаны, а Христос воскресает, даруя жизнь и спасение всему роду человеческому. И если в первом предательстве Иуда погибает окончательно и абсолютно, то во втором - смерть не повреждает Иисуса, а сама Им побеждается.

И так будет всегда: мир, чтобы выжить, всегда будет гнать то, что ему угрожает, и присваивать то, что ему не принадлежит, но победить Дух ему не дано.

А.Кравчук. Портрет Пушкина

Мирская власть
Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и пресвятая дева
Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честнаго,
Как будто у крыльца правителя градскаго,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать царю царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
(пятница 5 июня 1836)

Лукас Кранах Старший. Распятие Христа

За основу стихотворения «Мирская власть» взяты события, изложенные в Евангелии, но с некоторыми неточностями. Стихотворение имеет трехчастную структуру: начинается оно с краткого изложения событий Распятия (1-6), о которых вспоминают в Крестную Пасху – Великую пятницу.

Потом следуют события, которые поэт зрит «теперь» (7-10): он видит солдат, поставленных властями у плащаницы Иисуса в Казанском соборе Санкт-Петербурга, но уже с прямо противоположной, чем тогда, целью – чтобы продемонстрировать свою власть над Богом.

Столкновение событий, пребывающих в Вечности, с их пошлой имитацией сегодня выливается в ряд риторических вопросов «Зачем!?» (11-22). Власть Иисуса не от мира сего и ей никогда не будут нужны регалии, имеющие значение для мирской власти.

Иисусу не нужна охрана от разбойников и воров, как не нужна она и для придания Ему важности, в отличие от властей предержащих, обставляющих себя многочисленными охранниками.

И в покровительстве ее Он тоже не нуждается: Он сам Тот, без ведома Кого ни один волос не упадет. Он смиренно, безгласно и добровольно принимает поругания в дворцах и смерть на Кресте.

А уж тем более Он не нуждается в том, чтобы его ограждали от народа, который мешает только господам, возлагающим на людей неудобоносимые бремена, а сами перстом не двинут, чтобы исполнять то, что требуют от народа.

Мирская власть умеет мимикрировать, она знает, где надо помолиться и где поклониться, но она четко знает и пределы этому, ограждаясь от народа не только охраной. Власть истинная и ложная, духовная и сатанинская всегда будут враждовать и никогда не будут по одну сторону.

Стихотворение стало пророческим. Пушкин, когда писал "Мирскую власть", словно видел и свою собственную смерть. В то время как народ тысячами шел к его гробу, чтобы проститься со своим поэтом, власть наложила запрет на слова о смерти поэта, но народ все равно шел. Вот только два свидетельства:

«Участие к поэту народ доказал тем, что в один день приходило на поклонение его гробу 32 000 человек». (Я. Н. Неверов - Т. Н. Грановскому. Московский Пушкинист. Вып. I, 1927, стр. 44).

***

«Все население Петербурга, а в особенности чернь и мужичье, волнуясь, как в конвульсиях, страстно жаждало отомстить Дантесу. Никто от мала до велика не желал согласиться, что Дантес не был убийцей. Хотели расправиться, даже с хирургами, которые лечили Пушкина, доказывая, что тут заговор и измена, что один иностранец ранил Пушкина, а другим иностранцам поручили его лечить». (Д-р Станислав Моравский. Воспоминания. Красная Газета, 1928, № 318 (пол.)).

Народ идет проститься с А.С.Пушкиным

Но власть сделала и другое: пригнала в дом усопшего жандармов, о чем князь Вяземский, пишет, задавая риторические вопросы, подобные тем, что Пушкин задает в "Мирской власти":

«В день, предшествовавший ночи, в которую назначен был вынос тела, в доме, где собралось человек десять друзей и близких Пушкина, чтобы отдать ему последний долг, в маленькой гостиной, где мы все находились, очутился целый корпус жандармов. Без преувеличения можно сказать, что у гроба собрались в большом количестве не друзья, а жандармы. Не говорю о солдатских пикетах, расставленных по улице, но против кого была эта военная сила, наполнившая собою дом покойника в те минуты, когда человек двенадцать друзей его и ближайших знакомых собрались туда, чтобы воздать ему последний долг? Против кого эти переодетые, но всеми узнаваемые шпионы? Они были там, чтобы не упускать нас из виду, подслушивать наши сетования, наши слова, быть свидетелями наших слез, нашего молчания». (Кн. П. А. Вяземский - вел. кн. Михаилу Павловичу, 14 февр. 1837 г.).