Памятник Д. Бонхёфферу в Вестминстерском аббатстве в числе десяти мучеников XX века

Дитрих Бонхёффер привлек мое внимание поздно, всего лет пять назад.  В университетах, даже на философском факультете, в семидесятые не преподавали ни теологию, ни богословие. То и другое заменял научный атеизм.

А Дитрих Бонхёффер может вызвать интерес только тогда, когда его востребует личный религиозный опыт с вопросами, ответы на которые церковь не дает.  Начни она отвечать, тут же разрушатся основания ее сегодняшней власти.

Мне было очень тяжело входить в церковную жизнь, которая держится  до сих пор на обрядоверии и покорности - не Христу, а церковнослужителям.

Я значилась в числе несмиренных и своенравных, которая слишком много задавала вопросов, и часто не те, на которые легко было ответить.

Церковная жизнь отталкивала многим, напоминая старые советские времена и  партийную дисциплину, но интерес к богослужению, иконам, песнопениям, Священному Писанию, истории церкви и богословию пересиливал.

В конце концов, после двенадцати лет такого раздвоения, мне все равно пришлось выбирать.

И я выбрала не церковь, хотя до выбора и после долго мучилась, но переступить порог церкви с тем же благоговением, с каким когда-то в нее входила, уже не могла: слишком многое меня не устраивало. Я стала искать объяснение, почему это произошло, и, как потом оказалось, не только  со мной.

Бурный приток в церковь в девяностые сменился таким же оттоком из нее образованных и просвещенных в двухтысячные и позднее. И  в этот критический момент мне на глаза попались книги и письма из тюрьмы Дитриха Бонхёффера, во многом ответившие на вопросы, которые меня волновали.

Протестантский немецкий теолог и богослов из аристократической немецкой семьи был повешен  девятого апреля сорок пятого  года. Повешен вместе с руководителем Абвера Канарисом, начальником Генштаба Беком и начальником штаба Абвера Остером как участник антигитлеровского заговора. Настоящая слава как к богослову пришла к Дитриху Бонхёфферу  после смерти, а его концепция совершеннолетней цивилизации взрослого человека оказала огромное влияние на современное понимание христианства.

Не зря  говорят, что книги приходят к нам всегда вовремя - когда в них появляется нужда. Меня поразили не только личный подвиг и мужество немецкого богослова, но в первую очередь - его богословие.  Богословие совершеннолетия появилось у Бонхёффера в тюрьме, где он оказался в одной камере вместе с простыми людьми разных политических взглядов, верующих и атеистов.

Но когда он попытался с ними заговорить о вере и Евангелии  на своем языке пастыря и богослова, то вдруг осознал: его язык в среде обычных людей не работает. То, что было понятно в узком кругу священников и богословов, в иной среде  оказалось бесполезным: в его нравственных поучениях никто не нуждался.

Он увидел, что люди стали другими, повзрослевшими и  не нуждающимися в родительской опеке, роль которой всегда брала на себя церковь. В мире совершеннолетних  Бог умер, как утверждал еще Ницше в своем «Антихристе».

Дитрих Бонхёффер, продолжая развивать эту идею, пишет в тюрьме книгу «Сопротивление и покорность», в которой излагает свое понимание того, что произошло с человеком, церковью и миром, утверждая, что церковь играет с человеком в нечестную игру:  в попытке доказать необходимость принятия Бога и Евангелие,

она сначала уверяет его, что он гадок, грешен, подл и мерзок, а потом говорит, что от этого его спасет только церковь и Бог. Помню, как на одной из исповедей после перечисления своих грехов, батюшка сказал мне: «Вот и неси этот свой вонючий груз и постоянно  помни о нем». В противовес такому подходу Бонхёффер утверждает:

«…не только другие виноваты, находя нашу проповедь, очевидно желающую стать Христовой проповедью, жесткой и тяжелой: ведь она навьючена формулами и понятиями, которые им чужды. Ведь неверно же, что каждое слово, направленное ныне против нашей проповеди, уже есть отказ от Христа, что оно против христианства.

Намерены ли мы, в самом деле, отрицать свою общность с теми, многочисленными ныне, приходящими к нашей проповеди, желая слушать, – и  всегда с печалью узнающими, что мы затрудняем им доступ к Христу? Они верят, что уклоняются не от слова Христова, а только от того множества человеческого, институционального, доктринального, что собралось между Христом и ними».

«Пристало ли Церкви становиться духовной деспотией для людей, единовластно восседать и повелевать, угрожая земными и вечными карами, а человек пусть, мол, во все это верит и исполняет, чтобы обрести блаженство? Должно ли слово Церкви принести в души новую тиранию и насилие?»

«Пастор не должен жаловаться на приход не только другим людям, но и Богу»

Насколько эти слова противоречили всему, что  видела и слышала в своей родной православной церкви: обвинения прихожан в неисполнении того и этого, в перекладывании на них вины за нечестность, духовную и телесную нечистоту священников, в требовании слепой покорности церковнослужителям и обращение со взрослыми как с неразумными детьми  с прихлопываниями в ладошки и окриками, как в детском саду, чтобы утихомирить паству.

Русская православная церковь как будто не заметила того момента, когда человек перестал быть ребенком и  для решения своих собственных проблем уже не нуждается в гипотезе Бога, такого Бога, каким Он представляется в церкви: спасающим и всевидящим оком. Человек повзрослел, он берет на себя ответственность, не перекладывая ее на Бога и церковь. И проповедовать Евангелие надо этому, совершеннолетнему, человеку,  а другого - уже не будет. Но как?

Именно эту проблему поставил перед собой, как пастырем, Дитрих Бонхёффер и попытался ее решить. Есть детские грехи,  есть взрослые, которые дети совершить не могут. Самые страшные грехи совершают взрослые. К их числу относятся фашизм, тоталитаризм,  нацизм - попытки, по Э.Фромму, убежать от свободы и ответственности, спрятаться в толпе, прислониться к чему-то большому и теплому.

Легко быть ребенком, за которого решают взрослые, относительно легко быть на пенсии, когда уже независим от начальства, людей и  государства. А как быть выросшим из первого возраста и  еще далеким от третьего? Они уже не верят в Деда Мороза и знают, что жизнь сложна и кончается не хеппи-эндом, а вовсе даже наоборот.

Дмитрий Сергеевич Лихачев  в своих воспоминаниях о Соловках пишет, как священник о. Александр Филипенко дружил с атеистом Толей Тереховко, выделяя его из всех остальных. Он его любил и жалел, не пытаясь привести к вере, понимая, что если бы он настаивал на этом, то отдалил бы себя от него. Вот примерно такой была позиция Дитриха Бонхёффера. Слова не убеждают, убеждает дело.

И еще один момент:  на Соловках духовенство делилось на два лагеря – сергианское, принявшее декларацию о сотрудничестве с советской властью митрополита Сергия, и иосифлян, не признавших советскую власть и декларацию. Вторых на Соловках было больше и они отказывались ходить в сергианские церкви. Первые были политиками, вторые -  верующими.

В Германии во времена Гитлера тоже произошел такой же церковный раскол: большая часть церковнослужителей признала Гитлера, выступив на его стороне и создала "Немецкую церковь". Но нашлось две тысячи священников, не побоявшихся открыто выступить  против установившегося режима.

В их числе был и Дитрих Бонхёффер. Эта церковь создала семинарии, в которых готовились пастыри, здесь и преподавал Бонхёффер. Потом все эти семинарии закрыли, а сотни священников, подготовленных ими, были арестованы,  расстреляны или отправлены в концлагеря.

Главный вопрос, на который пытался ответить Дитрих Бонхёффер, заключался в том, что такое христианство в безрелигиозном взрослом мире? Раньше христианство держалось на том, что в его основе априори предполагалась религиозность. Но  в середине двадцатого века оказалось, что это уже не так: религиозности больше нет, возникла новая  безрелигиозная совершеннолетняя цивилизация. И что же тогда христианство в таком мире?

Христианство, как утверждает богослоов, это не религия вовсе и тем более не религия спасения в потустороннем мире. Бог существует здесь и теперь и человек спасается здесь, а не там, следуя за Христом вплоть до последней точки. Христианин - это просто человек, берущий на себя ответственность, не перекладывая ее на Бога или Церковь. Поэтому, утверждает Дитрих Бонхёффер, в безрелигиозном мире Бога больше, чем в религиозном.

Его концепция напоминает философию Спинозы (и Ветхого Завета), утверждавшего, что Бог присутствует в мире в каждой клеточке и в каждом человеке, и жить надо здесь и сейчас, а не уповать на то, что случится за пределами этой жизни. «Бога нет, значит все позволено» – известная фраза Достоевского, а Бонхёффер утверждает, что именно потому, что Бога нет, человек берет на себя всю ответственность за себя и за мир.

А теперь о России. Многими у нас богословие совершеннолетия мира Дитриха Бонхёффера считается западной тлетворной заразой, которая втихую прокралась в Россию, разлагая ее изнутри. Отсюда вопрос: а вообще Россия – это совершеннолетняя цивилизация, или она все еще находится в детском возрасте, уповая на вождя, авторитарную личность, великого писателя и церковь?

Отец Георгий Чистяков, последователь Александра Меня, человек большой культуры и ума, ныне уже упокоившийся, сравнил состояние русского человека с котенком, которого слишком рано оторвали от матери. Встав взрослым, он по-прежнему ищет, что бы ему пососать: сосет себя, рукав, подушку...

И не потому что хочет молока, а потому что  нуждается в поддержке более сильного. Новое поколение, по мнению о. Георгия, уже теряет эту зависимость, приближаясь к западному совершеннолетнему безрелигиозному  миру. Но православная церковь не готова сегодня иметь дело с таким взрослым прихожанином, она умеет обходиться  только с невротиками, больными или убитыми горем людьми, которых надо утешить и обогреть.

Человеку обычному, здоровому и ответственному церковь не умеет проповедовать Евангелие, и она не готова отказаться от вертикали власти, в которой все прихожане – дети, а священнослужители - детоводители.

Много лет я преподавала взрослым и понимаю, что взрослый будет тебя принимать и слушать, только если с ним разговариваешь на  равных, не пытаясь встать в позицию школьного учителя.  Но именно этого равенства православная церковь не желает.

Дитрих Бонхёффер понял, что эта иерархическая реальность исчезла навсегда - в муках, болезнях, войнах и катастрофах. Он верит в здорового человека, а не в больного невротика, не отделяет в человеке мирское и телесное от духовного, и тем более не укоряет человека за мирскую сущность.

Дитрих Бонхёффер своим богословием совершеннолетней цивилизации развернул сознание от средневекового понимания религии – к современному, от религиозного - к безрелигиозному, в котором христианин – это человек, ответственный за свою жизнь и следующий за Христом в полном смысле этого слова, вплоть до Голгофы, на которую он сам взошел как верный ученик своего Учителя.

(Окончание здесь)

Тина Гай

Related posts

• Триодь Постная. Постимся постом приятным...
• Павел и Петр – апостолы Первоверховные
• Джон Донн. Алхимия болезни. Часть 3
• Субъективное богословие. Тареев М.М.
• Я попросила у Господа...
• Православная и католическая икона. Часть I.
• Евхаристия, часть 1
• Василий Кандинский. В поисках духовности
• Новое богословие. Фон Бальтазар
• Первая земная женщина