Немногие современные  художники умеют проникнуться народным духом и увидеть магический реализм в героях  суеверий, быличек, народных сказов и легенд, почувствовать их очарование и прелесть, даже если выписаны они в черно-белом цвете. Одним из  таких магических  художников является Борис Павлович Забирохин (1947 г.р.), чье творчество пронизано не страхом и ужасом перед всеми этими лешими, водяными, русалками, чертями и оборотнями, а любовью, иронией и теплотой.

Сказка делает человека добрее, мир человечнее, чувства тоньше. Мир – это не только то, что видят глаза внешние, но и то, что видят внутренние очи, которые умеют различать стихии, оживающие в мифологических образах, живущих по своим законам, непонятным и таинственным.

Сказочные существа, рождающиеся из бессознательного, не добрые и не злые, не страшные и не чудовищные, а просто другие, представляющиеся каждому такими, каков сам человек. Они – зеркало его духовного мира. У Бориса Забирохина все его герои – результат магически-колдовского созерцания, пропитанного добрыми эмоциями и яркой экспрессией.

Художник материализует своё видение первоначал природы, истоков бытия, культуры, вырастающих из древних поверий и представлений, из  мифологии, верований и фольклора, продолжающих жить, несмотря на сокрушительную ломку всех устоев крестьянского быта. Здесь по-прежнему живет любовь к родному пепелищу и отеческим гробам.

Я люблю кладбищенской сторожки
Нежилой, пугающий уют,
Дальний звон и с крестиками ложки,
В чьей резьбе заклятия живут.
Зорькой тишь, гармонику в потёмки,
Дым овина, в росах коноплю...
Подивятся дальние потомки
Моему безбрежному «люблю».
(Н.Клюев. Я люблю цыганские кочевья)

Борис Забирохин продолжает традиции русского авангарда, для которого гораздо важнее настроение и форма, чем социальные проблемы. Его творчество вырастает из Филонова и Фалька, Матисса, Сезанна и Вламинка, а сам художник называет свою манеру живописи экспрессивным конструктивизмом, подчеркивая в ней продуманность формы и соединение её с эмоциональной экспрессией, присущей русской культуре вообще.

Процесс, в котором рождаются  художественные образы народного фольклора, художник сравнивает с колдовством и алхимией, с медитацией и созерцанием, особенно проявляющимися, когда он оказывается на природе или в деревне. Деревня вообще воспринимается Забирохиным как место, где живёт чудо.

В деревне художник провел всё детство, от того времени у него осталась любовь ко всему народному, таинственному и загадочному, к поверьям и сказкам. Не зря его называют магом и кудесником, мистиком и колдуном, верящим в реальность существований всех своих сказочных героев.

Увлечение рисованием появилось у Бориса очень рано, в двухлетнем возрасте, позднее были художественная школа, где художник получил главные ориентиры – Сезанн, Фальк, Петров-Водкин, «Бубновый валет»,  позднее пришло увлечение мирискусниками, Мунком, Брейгелем, еще позднее – Филоновым и Платоновым.

Именно последним двум он обязан формированию не только своего мировоззрения, но и направлению поиска пластических образов. В семидесятые годы Забирохин иллюстрирует романы Андрея Платонова «Котлован» и «Чевенгур», еще некоторое время спустя – рассказы Варлама Шаламова, Валентина Распутина и Фёдора Абрамова.

Особенно  страшным и трагическим выглядит шаламовский цикл, рассказывающий о сталинском терроре, о трагической истории тысяч, сгинувших в лагерях ГУЛАГа. Этот цикл - первый в осмыслении Колымских рассказов  В.Шаламова.  Продолжением цикла можно считать литографию «Смута», посвященную девяностым годам, кеоторый у художника ассоциируется с Апокалипсисом.

Поэтому здесь изображены герои самой таинственной библейской книги:  ангелы, вавилонская блудница, смерть на бледном коне, кровавая сеча. Литография многозначна и несёт много смыслов, заставляя задуматься о гордыне и смирении, подвиге и предательстве, добре и зле.

И совсем иначе воспринимается деревенский цикл, созданный  художником по мотивам рассказов Распутина и Абрамова. Это мир деревенских мужиков, добродушных и наивных,  ироничных и фантасмагорических. Так постепенно у художника выработался собственный подход к книжной иллюстрации:

подход вдумчивого читателя, который не столько переводит слова в картинки, сколько вытаскивает из них смыслы, близкие самому художнику. Он - интерпретатор, а не иллюстратор, рисует по мотивам прочитанного, а не делает пересказ в картинках. Главное – сохранить созвучность авторскому тексту, как, например, в случае с Андреем Платоновым.

Художник хотел, чтобы герои его иллюстраций разговаривали на таком же простом, нескладном и самодельным  языке, каким разговаривали герои писателя, поэтому они смотрятся как неудачный русский лубок. Такими же странными были и герои картин Филонова.

Такой же подход - в иллюстрациях к книге о русской демонологии и  суевериях. Именно из нее я впервые узнала о художнике, чьи черно-белые, монохромные иллюстрации показались мне очень необычными.

На многих эти иллюстрации наводят мистический ужас своим черно-белым  колоритом, мне же они показались волшебно-серебристыми, в которых много тонкого юмора и трогательной грустинки, несмотря на грозные имена всякого рода нечисти: баба-Яга, колокольный мужик (нечистый дух и мертвец), черт, упырь, полевик, оборотень, невидимые (проклятые и похищенные), призрак (мара, мираж).

То же самое можно сказать и об иллюстрациях Ветхого Завета, лаконичных, узнаваемых, своим черно-белым колоритом хорошо передающим борьбу света и тьмы, добра и зла, которой пронизана вся Библия.

В обоих случаях Борис Забирохин точно справляется с переводом образов литературы древней старины на современный изобразительный язык, сохраняя авторский дух. В этом пространстве художник вовсе не кажется чужеродным, он легко ориентируется в нём, словно находится  среди живых людей.

Впрочем, он сам не раз говорил, что все его мифологические и сказочные герои похожи на людей, которых он когда-то встречал, а потому уверен: они существуют реально. Мистериальное мироощущение художника помогает ему создавать сказочные циклы, каким стали, например,  иллюстрации к сказкам А.Н.Афанасьева, выполненные в той же черно-белой бархатистой манере.

За этот цикл Борис Забирохин удостоен в 2009 году одной из самых престижных премий «Золотое яблоко». С 1974-года художник выполнил иллюстрации более чем к тридцати книгам, среди которых Лесков, Пушкин, Платонов, Шаламов, Афанасьев и русские волшебные сказки.

Уделяя много внимания иллюстрациям, художник не забывает и о живописи, в которой отдаёт предпочтение романтическому пейзажу русского севера. Здесь уже чувствуется влияние Куинджи, к последователям которого он себя причисляет.

И хотя художник предпочитает монохромный черно-белый колорит, в данном случае он изображает пейзаж в красках, необходимых для создания особой атмосферы теплоты. И совсем особняком стоят жанровые сценки из жизни советского периода, пронизанные ностальгической печалью и грустью, отсылая к периоду русского авангарда.

Борис Забирохин  создал свой магический реализм, где все пропитано вечностью и мистическим настроением, где  бархатистые черно-белые иллюстрации пронизаны очаровательной наивной романтикой, фольклорной напевностью и языческой брутальностью, в которой тоже есть своя логика.

Тина Гай

Related posts

• С.Федорченко: мистификаторы и литераторы
• Степь да степь…
• Вторые осенины - осенние святки
• Радуница. Со святыми упокой...Часть 1
• Дельвиг. Русские песни
• Анализ выражения "Наставить рога"
• Русские скороговорки
• Традиции похорон
• Осеннее поминовение усопших
• Зеленые святки