К числу одних из самых неизвестных относилось до недавнего времени имя Григория Анатольевича Пожидаева, чья выставка в России (в Санкт-Петербурге) впервые прошла только в декабре 2014 года. Ее приурочили к сто двадцатилетию со дня его рождения. О Григории Пожидаеве мало написано и в биографии его много неточностей, начиная с написания имени и фамилии и кончая датами рождения и смерти.
Немалую путаницу в свою биографию художник внес сам. После эмиграции он сменил русское имя Григорий на более привычное европейскому уху имя Георгий (Жорж), и фамилию стал писать тоже по-другому. Так Григорий Пожидаев стал Georges A. de Pogédaieff, Георгием Пожедаевым.
Уехал художник из России в двадцать семь лет, вскоре после революции, когда его карьера только начиналась. Но еще в России его первые опыты и первые эскизы к театральным постановкам, очень колоритные и яркие, сразу были отмечены специалистами.
В первые годы эмиграции Пожидаев продолжал работать как театральный и кино- художник, став последователем яркого стиля
Соня Делоне-Терк – еще одно имя русского зарубежья, неизвестное в России. Она эмигрировала еще до революции: в 1903 году. Заметив ее способности к рисованию, богатые родственники отправили Соню в восемнадцать лет учиться - сначала в Германию, потом в
Соня Делоне прославилась как художник-абстракционист и дизайнер моды, создав свой собственный стиль – симультанизм, выражающий, на основе геометрических фигур и ярких контрастных цветов, движение и вибрацию жизни. Как художник-модельер она изобрела «симультанные платья», пользовавшиеся огромной популярностью, сама придумывала рисунки для тканей с геометрическими фигурами, раскрашенными в яркие желтые, синие, зеленые и красные цвета.
В первую мировую войну она с мужем эмигрировала в Испанию, где встретилась с Игорем Стравинским, Сергеем Дягилевым, Вацлавом Нижинским и стала выполнять эскизы костюмов и декораций для дягилевских балетов. Сегодня эти работы ценятся чрезвычайно высоко, выше, чем всё остальное, хотя Соня Делоне была чрезвычайно плодовитым художником, работавшим в разных направлениях.
Она создавала модели шарфов, пальто, платьев, симультанные ткани для мебели и верхней одежды, эскизы костюмов для кино и театров, первой стала использовать пэчворк, сшив из лоскутков одеяльце для сына - такое, какое видела в России, а потом сделала эту технику модным направлением, открыв в Париже ателье, изготавливавшее одежду в этой технике. Успех ее изделий и тканей объяснила сама Соня Делоне:
«развиваясь в искусстве, мы несли его и в повседневную жизнь…оно становилось более доступным и понятным благодаря моим тканям. Для меня же самой мои ткани были не чем иным, как упражнением в цвете».
Соня Делоне - первая женщина-художница, удостоенной персональной выставки в Лувре. Сегодня большая коллекция ее произведений находится в
Еще одно малоизвестное в России имя русского зарубежья – Борис Анисфельд. Он прожил очень долгую жизнь – девяносто пять лет, а его картины предстали впервые перед современным российским зрителем только в 1994 году, когда в Петербурге была организована выставка его работ.
Из России художник уехал в сорок лет - за месяц до революции, уехал уже сложившимся и признанным в стране и за рубежом мастером. И в этом качестве был приглашен с выставкой своих работ в Америку, где о русском искусстве тогда знали очень мало.
Борис Анисфельд прославился в России, прежде всего, как театральный художник и колорист, делавший потрясающие сказочные декорации, напоминавшие красочные феерии, пришедшие из иного мира.Цвет был основой его живописного языка, главным, что формировало эмоциональный заряд его полотен. Его живопись – это восточная сказка с яркими цветами - синего, желтого, зеленого, алого.
Именно его красочным и мистическим декорациям многие театральные постановки были обязаны своим успехом, хотя он изготавливал их не по своим эскизам, а по эскизам любимого Леона Бакста,
«Я впервые увидел его за работой и, признаюсь, сначала пришел в ужас…. Разложенный на полу холст представлял из себя сплошную лужу какой-то местами кровавой, местами золотой массы. Анисфельд шлепал в этой распутице, подливая ее, поминутно макая в горшки и, не стряхнувши красящую жидкость, возил отяжелевшей кистью по мокроте.
Это было против всех и даже самых передовых правил. Декораторы-специалисты смотрели на Анисфельда как на безумца и смеялись над Дягилевым, «пригласившим такого юродивого». Но когда краски на холсте высохли, то декорация оказалась совершенно неожиданно и готовой и мастерски исполненной, а главное необычайной глубины тона» - писал А.Бенуа в своих воспоминаниях о художнике.
Многим в своей карьере Борис Анисфельд обязан Сергею Дягилеву. Именно он, впервые увидев в мастерской художника его картины, пришел в полный восторг и сразу отобрал двадцать работ для участия в выставке союза «Мир искусства», в которых Борис Анисфельд стал выставлялся регулярно.
Потом Сергей Дягилев включил работы художника для участия в выставке Осеннего Салона в Париже 1906 года. Здесь работы Бориса Анисфельда были отмечены в числе картин семи русских художников, удостоенных членства в Салоне.
После этого успеха карьера художника пошла в гору и в России: его картины начинают покупать коллекционеры, а Третьяковская галерея приобрела работу «Цветы». Еще через два года Сергей Дягилев пригласил Анисфельда участвовать в оформлении оперных спектаклей и балетов Русских сезонов в Париже.
Американский период Бориса Анисфельда, с 1917 по 1973 год, тоже был очень плодотворным. Со своей выставкой картин он объездил почти всю Америку, и стал известен как никто из русских художников. Потом его пригласили участвовать в оформлении постановок в известном театре «Метрополитен-опера», а позднее – «Чикаго-опера».
Но сам художник считал себя не сценографом, а живописцем и через некоторое время окончательно отходит от театра. В конце жизни Борис Анисфельд преподавал живопись, но после трагической истории с самоубийством жены превратился в затворника: кроме своих учеников, он практически ни с кем не общался и продолжал работать. Последние работы написаны под влиянием Павла Филонова и
И последний художник, которым закончу знакомство с неизвестным Русским Зарубежьем, это «херсонский парижанин» Михаил Андреенко-Нечитайло, до сих пор почти неизвестный русскому зрителю, о котором даже в Интернете мало что есть. Окончил юрфак Петербургского университета и одновременно общество поощрения художеств, где был учеником Н.Рериха и И.Билибина.
После революции, в 1918 году, художник переехал в Одессу, где в течение года работал декоратором Камерного театра, в январе 1920 года тайно по льду Днестра переправился из Украины в Румынию, потом в Прагу, где работал главным декоратором Русского Камерного театра. Ему было всего двадцать шесть лет и, как художник, Михаил Федорович сформировался только в
Здесь он начал работать сначала в кубистической манере, а в тридцатые годы пробовал себя в сюрреализме и неореализме, но, в конце концов, к началу шестидесятых годов нашел свой конструктивистский стиль, совмещавший рисунок (маслом, карандашом, тушью или акварелью), яркую цветовую гамму, коллаж с алюминиевой фольгой, бумагой, шнурочками, песком, проволокой, глиной и другими «нехудожественными» материалами и продолжал писать пейзажи. Его картины отличаются цветовой гармонией и правильностью композиции.
В Париже Михаил Андреенко оформлял в спектакли в театре Ф. Комиссаржевского, «Одеон», «Пегаль», делал декорации к балетам С. Дягилева по эскизам
В нем он рассказывает о художниках первой волны эмиграции, с которыми встречался в Париже, о забытых русских именах и о многом другом из жизни русских в эмиграции. К семидесяти годам почти совсем ослеп, что особенно сказалось на последних его работах. Доживал Михаил Федорович Андреенко-Нечитайло в нищете и всеми забытый, спрос на его картины отсутствовал. Вновь о нем заговорили где-то к середине семидесятых, когда начался бум спроса на картины русского авангарда.
Русское зарубежье только начинает открываться русскому зрителю и ценителю русского искусства. О Коровине, Архипове, Шагале, Добужинском, Анненкове, Ремизове, Гончаровой, Судейкине и многих других эмигрантах первой волны, не менее известных и не менее талантливых, надо рассказывать отдельно и подробно. Одно ясно: все они, так или иначе, продолжали жить и творить в русле русской традиции, которую впитали, еще живя и учась в России, и все они мечтали, что когда-нибудь
Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? –
Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,
Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,
Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредём…Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду,
Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду,
Как будто сквозь белые стены в морозной предутренней мгле
Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле…Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг.
Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг,
И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.
Когда мы в Россию вернёмся… но снегом её замело.Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещённые руки на грудь.
(Георгий Адамович)
Тина Гай
Интересно? Поделитесь информацией!
Related posts
- Ночной Париж Брассаи
- Трубы Апокалипсиса.
- Александр Тышлер. Родом из двадцатых
- Сезанн. Моисей современного искусства. Часть 3
- Православная и католическая икона. Часть 2.
- Анри Руссо - сказочник и маг
- Бэкон-2
- Борис Кустодиев: любовь к своему
- Анна Силивончик
- Бабушка Мозес: Никогда не поздно
Да я сама многое для себя открываю и потому интересно копаться целыми днями в Интернете, находить что-то новое и делиться этим с другими.
Спасибо, Тина. Как много интересных личностей… и мне неизвестных имен.