Август на поэтов не очень богат, но отмечен он одним великим именем – гениальным Шелли: в августе 2017 ему исполнилось двести двадцать пять лет - со дня рождения (1792) и 195 – со дня смерти (1822). Русскому читателю, воспитанному на другой  поэзии и в иной культуре, он кажется скучным, занудным, чужеродным и, в какой-то степени, отголоском заидеологизированного советского прошлого.

В этом есть правда, но далеко не вся. Конечно, в советское время Шелли поднимали на щит больше из идеологических соображений – как революционера, борца против тирании государства и церкви, как певца свободы и справедливости. И мне, честно говоря, его стихи  тоже казались слишком красивыми и гладкими, пока не начала вчитываться в эссе и письма, в его любовную лирику, и особенно - в описания природы.

Я вздымаюсь из пор океана и гор,
Жизнь дают мне земля и вода.
Постоянства не знаю, вечно облик меняю,
Зато не умру никогда.
Ибо в час после бури, если солнце - в лазури,
Если чист ее синий простор,
Если в небе согретом, создан ветром и светом,
Возникает воздушный собор,
Я смеюсь, уходя из царства дождя,
Я, как тень из могилы, встаю,
Как младенец из чрева, в мир являюсь без гнева
И сметаю гробницу мою.
(Облако, 1820, пер. В.Левика)

Мир Шелли – сложный и овладеть им получается далеко не у каждого, даже у Константина  Бальмонта, открывшего поэта русскому читателю во всей его красе и многогранности, не все переводы получились в одинаковой степени хорошо.

Мир Шелли полифоничен, в нём есть всё. И юношеские порывы к справедливости, которые, проживи он дольше, наверняка бы ушли в прошлое; и мягкий юмор, как в первом детском стихотворении о кошке; и чуткое внимание к чужому слову, которое он не отрицает, а старается понять и противопоставить ему свои аргументы, вступая  с оппонентом в диалог;

и глубокая философия, схожая с философией пантеизма Спинозы, видевшего Бога не как надмирное существо, противостоящее людям, а как Мировой Дух, присутствующий в каждой травинке, в каждом дыхании природы, в каждом  ее звуке и шорохе – от шума ветра до пения жаворонка.

«…думаю, что каждый древесный листок, каждая букашка, которую мы топчем ногой, убедительнее всего доказывает, что вселенной управляет некий могучий разум. Если мы не верим в это, то тут же рушатся самые веские доказательства вечности души. Признаюсь, что строка Попа: «Мы все — лишь части общности огромной» — является для меня чем-то большим, нежели стихотворной строкой; она выражает мои убеждения» (Из письма Томасу Джефферсону Хоггу от 03.01.1811 г.).

Идеалист и романтик, оптимист и вечный Дон-Кихот, проживший неполных тридцать лет, наполненных издевательствами в школе и колледже; страстями, страданиями и гонениями – в молодости; любовью к незаурядной женщине, благодаря которой многое из его творчества дошло до читателей, Шелли вошел в европейскую поэзию как прекрасный ангел, напрасно бьющий в пустоте своими нежными крыльями.

Шелли совершил за свою короткую жизнь немало ошибок, каждый раз расплачиваясь за них в полной мере. Иногда это были поступки из рыцарских побуждений, как это случилось с его первой женитьбой на шестнадцатилетней Харриет Уэстбрук, с которой бежал, чтобы спасти девушку от тирана-отца. Иногда это было желание отомстить за несправедливость или революционный порыв, как, например, поездка в Ирландию.

И если поэт влюблялся, то отдавался этому чувству без оглядки на приличия и общественное мнение, как это было со второй женитьбой на Мэри Годвин, в результате чего он оказался в общественной изоляции и презрении даже у друзей. Но сам Шелли если дружил, то дружил  до конца, если был революционером, то превращал революционные порывы в реальные поступки, если боролся с бедностью, то отнюдь не только стихами, помогая нуждающимся и обездоленным.

Моим, моим будь духом, Дух надменный,
Неистовый! О, будь, мятежник, мной;
Развей мои мечтанья по вселенной, -
И пусть из них, как из земли родной,
Взойдет иной посев благословенный,
Подъятый жизнерадостной волной!
(Ода западному ветру, 1819)

Главным делом  жизни для Шелли всегда оставалась Поэзия. Он был убежден, что именно она больше всего нужна во времена, когда стяжательство и корысть заслоняют любовь и милосердие. Поэзия развивает в человеке способность любить, а любовь – это стремление к Небесам, помогающее принимать материальные блага в соответствии с законами природы.

«Что такое, любовь? Спроси живущего, что такое жизнь. Спроси молящегося, что такое Бог».

Есть слово; но его искажено значенье -
И я молчу: боюсь услышать твой укор!
……
Прими же - не любовь (избитое названье
Сумело осквернить чистейший фимиам),
Но сердца теплого святое обожанье,
Стремленья смертного к далеким небесам,
Восторги мотылька при утреннем светиле,
Смиренье тьмы ночной пред розовой зарей,
Благоговение к могучей, высшей силе,
Которая в скорбях дарует нам покой.
(Любовь. Пер. А.Н.Бородин)

И если с годами Шелли стал разочаровываться в своих юношеских идеалах, то в Поэзии он оставался идеалистом и романтиком, воспринимавшим всё окружавшее его и личную жизнь сквозь лирическую призму поэзии.

Шорох трав и лепет
……..Светлого ручья,
Все, в чем свет и трепет,
…….Радость бытия,
Все вместить сумела песенка твоя.

Дух ты или птица?
…….Чей восторг людской
Может так излиться,
…….С нежностью такой
Славить хмель иль гимны петь любви самой?
(Жаворонок, XII-XIII. Пер. В.Левика)

Отсюда образы тюрьмы и пещеры, естественные ограничители пространства, в которых, вопреки всему, человек может размышлять о мире, способен проявить духовную силу и доказывать свою духовную стойкость. Свобода в понимании Шелли – это внутреннее состояние, в не внешние рамки. Поэтому король Лир, претерпевший все испытания, выйдя из них обновлённым, стал для Шелли прообразом его непобежденного Прометея и его Беатриче из «Ченчи».

Меня теснят враждебно ледники,
Пронзают острием своих кристаллов
Морозно-лунных; цепи, точно змеи,
Въедаются, сжимают до костей
Объятием - и жгучим, и холодным.
…………………………
И все же мне желанны день и ночь.
Бледнеет ли туман седого утра,
Покорный свету солнечных лучей,
Восходит ли по тусклому Востоку,
Меж туч свинцовых, Ночь в одежде звездной,
Медлительна и грустно-холодна, -
Они влекут семью часов бескрылых,
Ползучую ленивую толпу,
И между ними будет час урочный,
Тебя он свергнет, яростный Тиран,
И вынудит - стереть лобзаньем жадным
Потоки крови с этих бледных ног…
(Освобожденный Прометей. 1819. Пер. К.Бальмонта)

Умер Шелли, утонув вместе с приятелем, возвращаясь домой. Их тела нашли обезображенными только на десятый день. Опознали поэта по томику стихов Китса, лежащего в его кармане. Тело кремировали, урну с прахом Шелли похоронили  в Риме рядом с могилой Китса.

Молчу, – превратили в словцо
......Великое слово.
Не лги, – хоть смеются в лицо
......Жрецы показного.
Надежде отчаянной нет
......До разума дела.
Лишь твой оживил бы привет
......Мне душу и тело.

И пусть не смогу я любить,
.....Отвергнешь едва ли
Мольбу, что смогла покорить
.....Небесные дали.
Так бабочку манит звезда,
.....Минутное – вечность,
Так веришь: не всюду вражда, –
.....Жива человечность!
(Одно слово. Пер. Евг. Фельдмана)

Тина Гай