Йохан Хёзинга стал известным после выхода в 1919 году его блестящей книги «Осень средневековья». Книга, в общем-то, говоря странная - сплошь состоит из цитат, поговорок, хроник и стихов той эпохи.

И в то же время она оставляет впечатление того образа Средневековья, который подспудно живет в подсознании со школьной скамьи.

Только сейчас он становится более поэтичным и одухотворенным, более взрослым и  меланхоличным, более глубоким и наполненным культурными смыслами.

Образом не мрачного и клерикального мира, а опадающей осенней красоты и нежности, в котором все, что случилось становится притягательным и непреходящим, что вспоминается с благодарностью и любовью.

Хёйзинга сумел так переплести и связать воедино все нити того времени, что, несмотря на пестроту и обилие цитат, создается образ единого целого, в котором каждая картинка находит своем место.

Он не делает никаких выводов, ни дидактических, ни объективных, ни оценочных, ни моральных, он проникает в тот мир и существует в нем, очень бережно прикасаясь и переживая увиденное как настоящее, открывая истину, прежде всего, для себя, а потом уже и для нас.

***

«Слепая страсть в следовании своей партии, своему господину, просто своему делу была отчасти формой выражения твердого как камень и незыблемого как скала чувства справедливости, свойственного человеку Средневековья, его непоколебимой уверенности в том, что всякое деяние требует конечного воздаяния.

***

Хотя Церковь пыталась смягчить правовые обычаи, проповедуя мир, кротость и всепрощение, непосредственное чувство справедливости от этого не менялось. Напротив, Церковь, пожалуй, даже обостряла его, соединяя отвращение ко греху с потребностью в воздаянии. И тогда – для пылких душ, увы, слишком часто – в грех превращалось все то, что делали их противники. Чувство справедливости мало-помалу достигало крайней степени напряжения между двумя полюсами: варварским отношением «око за око, зуб за зуб»

***

… чем глубже человек вовлечен в мирскую жизнь, тем более мрачно его настроение. Сильнее всего выразить глубокую меланхолию…суждено было…вовсе не тем, кто в кабинете ученого или в монашеской келье решительно отвернулся от мира. Нет, в первую очередь это хронисты и придворные поэты, не взошедшие на вершины культуры…

***

Каждая эпоха жаждет некоего более прекрасного мира. Чем глубже отчаяние и разочарование в неурядицах настоящего, тем более сокровенная такая жажда. На исходе Средневековья основной тон жизни – горькая тоска и усталость.

***

…всякое время оставляет после себя гораздо больше следов своих страданий, чем своего счастья. Бедствия – вот из чего творится история.

***

Действительность во все времена была хуже и грубее, чем она виделась в свете утонченного литературного идеала любви, -- но она же была и чище, и нравственней, чем пыталась ее представить грубая эротика, которую обычно называют натуралистической.

***

Борются за первенство в силе и ловкости, в знании и в искусности, в роскоши и в богатстве, в щедрости и в удаче, в знатности и в чадородии. Борются с помощью физической силы, оружия, ума или рук, выставляя себя напоказ, громогласно: хвастаясь, похваляясь, понося друг друга, ставя все на кон, наконец, прибегая к хитрости и обману.

***

А в 1938 году  выходит другая книга Хёйзинги, которая опять становится открытием - «Человек играющий».

Это уже не только одна эпоха – это на все времена. Игра – вот то, что делает человека человеком. Игре противостоит не серьезность, а бескультурье и  варварство.

Это не игра в бисер Германа Гессе, живущая в закрытой Кастилии. Это то, что изначально присутствует в человеке всегда и во все времена, что является универсальным способом человеческой деятельности.

***

«Игра — это функция, которая исполнена смысла.

***

Игру нельзя отрицать. Можно отрицать почти все абстрактные понятия: право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать серьезность. Игру — нельзя.

***

Люди превращают в игрушку весь свет.

***

Понятие игры как таковой - более высокого порядка, нежели понятие серьезного. Ибо серьезность стремится исключить игру, игра же с легкостью включает в себя серьезность.

***

Тесная связь поэтического искусства с загадкой выдает себя многими признаками. Слишком ясное считается у скальдов техническим промахом. Существует древнее требование, которого некогда придерживались и древние греки: оно гласит, что слово поэта должно быть темным.

***

Переоценка экономического фактора в обществе и духовном состоянии личности была в известном смысле естественным результатом рационализма и утилитаризма, которые убили тайну как таковую и провозгласили человека свободным от вины и греха. При этом забыли освободить его от глупости и ограниченности, и он оказался призванным и способным осчастливить мир по меркам присущей ему банальности.

***

Она (игра)располагается по ту сторону серьезного -- в той первозданной стране, откуда родом дети, животные, дикари, ясновидцы, в царстве грезы, восторга, опьянения, смеха. Для понимания поэзии нужно облечь себя душою ребенка, словно волшебной сорочкой, и мудрость ребенка поставить выше мудрости взрослого.

Хёйзинга был открыт русскому читателю Сергеем Аверинцевым, который то ли так случилось, то ли сознательно выбрал его в свои учителя, но эти два имени для меня всегда стоят рядом, потому что тот и другой нашел такой путь к освещению христианства, который превратился из чисто религиозного в гуманистический, наполненный культурой и смыслами на все времена.

Тина Гай

Related posts

• Пифагор: легенды и притчи
• Уильям Блейк: "жалкий безумец"
• Макс Эрнст. Окончание
• Уильям Блейк - Художник
• Правила жизни философа
• Беньямин. Жизнь в одиночку
• Сюсаку Аракава: Перевернутый мир или многомерная поэтика
• Павел Филонов: художник трагедии
• Сергей Аверинцев
• Кьеркегор – свидетель истины