Юрий Анненков жил долго, восемьдесят пять лет, пятьдесят из которых – за границей, пополнив ряды
В тот год я окончила университет, у меня уже был ребенок, но я и думать-не думала, что была современницей Анненкова, хотя это, конечно, слишком большая натяжка, однако помогающая лично мне сориентироваться в историческом пространстве и определить степень близости конкретного человека к моей эпохе.
Анненков еще жил, но к России уже не имел никакого отношения, разве что своими воспоминаниями о том переломном времени, ставшем лучшими годами его жизни, временем расцвета всех его многогранных способностей и талантов: художник-портретист, театральный художник, книжный иллюстратор, постановщик грандиозных массовых праздников, поэт и писатель.
За границей художник написал очень личные воспоминания о встречах с выдающимися людьми того времени, представителями политической и художественной элиты начала двадцатых годов, часто в иронически-сатирическом ключе. Воспоминания выходили во Франции и Америке под псевдонимом «Б. Тимирязев», взятым Анненковым из боязни преследования со стороны Советов.
В России его воспоминания появились только в девяносто первом году, когда уже пятнадцать лет как не было самого писателя и Советская Россия - тоже приказала долго жить. То было время возвращения из русского зарубежья многих забытых на Родине имен. Юрий Анненков - один из тех, кто восстанавливал историю страны, восполняя ее утраченные страницы.
Но о писательской ипостаси художника надо говорить отдельно, сегодня же хочется остановиться только на единственной грани его таланта - таланте портретиста, выработавшего свой собственный стиль, соединивший кубофутуризм и экспрессионизм в единое целое.
Характерным для художника является многое из того, что присутствует в других стилях: сдвиг линий, смещение планов, просвечивающие плоскости, опускание одних частей предмета при умножении других, обратная перспектива, тщательность и многообразие деталей, двойственность образа и некая игра, ирония и литературность в подходе к изображению. Последнее объединяет его с
Сегодня иконография Юрия Анненкова признана во всем мире классикой портретного искусства, насчитывающая около восьмидесяти образов. Но тогда – его критиковали именно за эклектизм, хотя достоинство и особенность его стиля была в том, что он сумел соединить разнообразные элементы других стилей так органично, что все его портреты моментально узнаваемы.
Это был его синтетический стиль, очень субъективный и очень индивидуальный. Сказать, что Юрий Павлович был антисоветчиком, не принявшим советскую власть, значит покривить душой и погрешить против истины. Художник с народовольческими корнями был обласкан советской властью, семь лет верой и правдой служивший ей.
Он был допущен в Святая святых – в Кремль, к телам большевистских небожителей: Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Луначарскому и другим лицам из числа советской политической элиты. Ему было доверено писать их портреты, за один из которых – портрет Ленина – он получил первую премию. Он создал иконостас "святых" новой власти большевиков.
В 1920 году Ю.Анненков, совместно с М.Добужинским, был постановщиком и организатором грандиозных праздничных мероприятий, посвященных Первому мая («Гимн освобожденному труду») и годовщине взятия Зимнего дворца в Петрограде на Дворцовой площади.
Не имея профессионального художественного образования, провалив в 1908 году экзамены в Академию художеств и вынужденный заниматься в частных студиях Петербурга и Парижа, Юрий Анненков вскоре восполнил этот пробел: за заслуги перед новой властью он становится профессором Академии, в которую когда-то не был принят.
Словом, его невозвращение из зарубежной командировки в Италию в 1924 году стало для власти холодным душем. Поначалу никто и не догадывался о решении художника остаться за границей: десять лет он исправно ходил в советское посольство Парижа, сохранял советское гражданство и поддерживал связь с советскими писателями и театральными деятелями.
А в России продолжали выходить книги с его первоклассными и талантливыми иллюстрациями («Двенадцать» А.Блока и «Мойдодыр» К.Чуковского), альбомы с портретами вождей - первый в 1922, второй – «Семнадцать портретов» – в 1926, предисловие к которому написал сам Анатолий Луначарский.
Это, правда, не спасло издание от уничтожения, но по другой причине – в альбоме оказалось слишком много портретов «врагов народа». Несколько экземпляров альбома все-таки удалось спасти. Но главное было в другом: портреты Анненкова, как живописные, так и графические, при всей эклектичности его стиля, спустя девяносто лет кажутся одним большим портретом той эпохи.
Юрий Анненков создал визуальный образ революции, наиболее адекватно отразивший происходившее тогда: ломка старого русского мира, разрушение страны, ее разделение на отдельные кусочки и уничтожение - по отдельности. Насколько это было его сознательной программой – трудно сказать, скорее всего, нет, но сегодня это воспринимается именно так.
Художник создал культурный миф революции в образах ее героев, точно попавший в нерв того времени и пользовавшийся бешеной популярностью. Он был певцом революционной романтики, приправленной гротеском и иронией. Его образы - это иконы, подобные иконам
И хотя кому-то это сравнение покажется кощунственным, но у каждого времени есть свои
К счастью, через полвека ситуация в стране поменялась и Юрий Анненков со всем своим эпистолярным и художественным наследием вернулся на Родину. В своих портретах художник не столько искал сходства с конкретным лицом, сколько создавал его образ, выделяя в нем самое существенное - своего рода формулу лица.
Больше всего ему удавались портреты старой питерской интеллигенции, к которой он принадлежал сам, а потому чувствовал ее больше, чем нуворишей от революции. Юрий Павлович создал почти всю галерею выдающихся художников и писателей того времени: Ахматову, Пастернака, Замятина, Евреинова, Мейерхольда, Горького, Кузмина, Сологуба, Эфроса, Хлебникова, Шкловского, Эйзенштейна, Склянского, Есенина, Маяковского, Шерлинга, Гржебина, Тихонова, Бенуа, Г.Иванова, Чуковского и многих других.
Он выразил в них все их метания: от народовольчества и мистики – до революции, а после - их очарованности революцией в первые годы, а потом - абсолютного ее неприятия. Анненков – очень субъективный художник, выражающий только себя и себя, прежде всего. Поэтому его портреты очень индивидуальны и даже эгоцентричны.
Среди них особенно выделяется портрет М.Горького, с которым Анненков был знаком с детства, с одиннадцати лет: Алексей Максимович снимал летом дачу, которая находилась по соседству с дачей родителей Анненкова в Куоккале. А в революционные годы они сошлись особенно близко.
Алексей Максимович после революции, фактически и официально, стал главой творческой интеллигенции, а Юрий Павлович активно участвовал во всей культурной жизни Петрограда. Замятин, друг и очень близкий Анненкову человек, в статье, предваряющей его альбом портретов 1922 года, пишет:
«Некоторые из этих портретов — таков портрет Горького - задуманы синтетически остро, но в выполнении оказались не концентрированными, многословными; на других — еще очень заметно футуристическое детство Анненкова. Но всё это — ранние его портретные опыты, и от соседства с ними - только выигрывают последние его работы».
А вот отзыв того же Евгения Замятина о портрете Ахматовой:
«Портрет Ахматовой — или, точней: портрет бровей Ахматовой. От них — как облака — легкие, тяжелые тени по лицу, и в них — столько утрат. Они как ключ в музыкальной пьесе: поставлен этот ключ — и слышишь, что говорят глаза, траур волос, черные четки на гребне».
А это его же – о портрете Блока:
«Блок в гробу… беспощадный лист, потому что это — не портрет мертвого Блока, а портрет смерти вообще — его, ее, вашей смерти, и после этого, пахнущего тлением, лица нельзя уже смотреть ни на одно живое лицо».
Это уже сам Анненков о своем
«В этом страшном 1920 году Виктор Шкловский, с красным носом (красным от холода) и с распухшими красными веками (красными и распухшими от голода), изобразил со свойственной ему яркостью в статье «Петербург в блокаде» этот период петербургской жизни: «Питер живет и мрет просто и не драматично… Кто узнает, как голодали мы, сколько жертв стоила революция, сколько усилий брал у нее каждый шаг».
И, наконец, воспоминания Анненкова о своей последней встрече с В.В.Маяковским в Ницце, в 1929 году:
«...мы зашли в уютный ресторанчик около пляжа. Несмотря на скромный вид этого трактирчика, буйябез был замечательный. Мы болтали, как всегда, понемногу обо всем и, конечно, о Советском Союзе.
Маяковский, между прочим, спросил меня, когда же, наконец, я вернусь в Москву. Я ответил, что я об этом больше не думаю, так как хочу остаться художником. Маяковский хлопнул меня по плечу и, сразу помрачнев, произнес охрипшим голосом: «А я — возвращаюсь… так как я уже перестал быть поэтом».
Затем произошла поистине драматическая сцена: Маяковский разрыдался и прошептал едва слышно: «Теперь я… чиновник…». Служанка ресторана, напуганная рыданиями, подбежала: «Что такое? Что происходит?» Маяковский обернулся к ней и, жестоко улыбнувшись, ответил по-русски: «Ничего, ничего… я просто подавился косточкой».
Тина Гай
Интересно? Поделитесь информацией!
Related posts
- Философия в красках: Феофан
- Бэкон-2
- Эдвард Лир. Окончание
- Геннадий Павлов. В час перед рассветом
- Наталья Сергеевна Гончарова: Я совсем не европеец.
- Супрематический фарфор. Илья Чашник
- Сказочник Хундертвассер
- Анна Силивончик
- Крещение Иоанново: "Явление Христа народу". Ч.2
- Хаим Сутин-2. «Суть Сутина – «Спасите наши туши!» (В. Высоцкий)
Это да, большинству философов общество не нужно. Поэтому Маркс и говорил: «Философы до сих пор лишь по-разному объясняли мир, тогда как задача состоит в том, чтобы изменить его». нет, пусть лучше каждый занимается своим делом, хотя некоторые философы пытались изменить мир, но чаще мир прогибался под них, правда уже после их смерти. «А вот богемный народ, без светской жизни — хиреют, чахнут и,… создают шедевры…:)))))))» — это так!!!
Философы конечно нужны обществу и оно ( общество) хорошо знает об этом, просто не всем философам нужно общество…
Редко кто из них соглашается пребывать в бурной светской жизни.
Не мешайте мне волочить свой хвост по грязи — так ответил Чжуан Цзы. на приглашение во дворец…
А вот богемный народ, без светской жизни — хиреют, чахнут и,… создают шедевры…:)))))))
«Главное в жизни любого художника, поэта или музыканта — дожить до старости»
———————————————————————————
Да, пожалуй. Для многих из них честолюбие и тщеславие является сильной мотивацией, хотя и не для всех. Именно они «не могут смириться с тем, что общество их не понимает и не принимает, ну не хватает у них ума, а точнее терпения».
А философы (настоящие) знают изначально, что они обществу не нужны, философия — абсолютно ненужная и непрактичная для него вещь. Как только философ принимает эту позицию, так сразу общество для него перестает существовать как ценность, а значит и его мнение о нем и его философии. Тогда философ использует общество, а не общество их. С художниками по-другому, хотя для них казалось бы должно быть то же самое: служение искусству, а не обществу, но это верным для них становится, как правило, только когда пройдена острая фаза тщеславия.
Все относительно в богемном обществе, но философы в нем не живут. Философы выше общества любого, они обгоняют его и спокойно живут в мире с собой, оставляя свои труды потомкам, потому как знают, что другого пути у общества нет, и оно рано или поздно придет на то место, которое они, философы, давно прожили… Общество не может понять философа, потому как не видит того, чего видит он, и философ это прекрасно понимает и не требует от общества большее, чем оно может дать. А вот художники, поэты, музыканты , весь богемный народ, не могут смириться с тем, что общество их не понимает и не принимает, ну не хватает у них ума, а точнее терпения — гений есть, все время ему любезному, а для мудрости времени нет, ее же книжками питают, специальными… вот и терзается душа непризнанная, вопит, что пророка нет в своем отечестве, а его нигде нет, ни в своем ни в чужом. ..
Конечно, обладая философском складом ума,и если повезет — художник выживает, и тогда приходит к нему глубокое удовлетворение жизнью, если конечно нет у него болезненных отклонений ( примеров много )…
Главное в жизни любого художника, поэта или музыканта — дожить до старости, только в этом случае он будет свидетелем своего триумфа, потому как слабы они, не скромны, честолюбивы и себялюбивы… Особенно это чувствуется у актеров…:)
Очень интересно!!! А что с философами? Вчера только прочитали высказывание Г.П.Щедровицкого, одного из самых блестящих философов советского времени, наравне с Мамардашвили, Пятгорским, Зиновьевым и Ильенковым, который высказался так:
То, что я живу в тоталитарной системе, я понял где-то лет в двенадцать. А дальше передо мной стоял вопрос — как жить? Я понял одну вещь — что я должен на все это наплевать, поскольку тоталитарная, нетоталитарная — знаете, никакой разницы между ними нет по сути … Когда я это понял, я дальше жил и работал. И обратите внимание, выяснилось, что это несущественно, в каких условиях вы живете, если вы имеете содержание жизни и работы. Иметь его надо! Нам ведь нужен этот тоталитаризм, чтобы мы могли говорить: «Вот если б я жил там! Я бы ох сколько натворил!» […] Нет, если у вас что-то есть за душой, то вы можете развернуться и здесь. И вроде бы я есть живое доказательство этого, поскольку работаю-то я в философии — все время. И оказывается — можно работать! […] Я ведь утверждаю простую вещь: тоталитаризм есть творение российского народа. Народа! И соответствует его духу и способу жизни. Он это принял, поддерживал и всегда осуществлял. Вот ведь в чем состоит ужас ситуации …»
——————————————————————
Вот ужас ситуации, но жить приходится и как-то искать способ жить по-человечески. Художникам и философам (?) в этом отношении легче.
Я очень рада, что Вы читаете мои посты. Казалось бы, уже мало кто интересуется СССР и теми, кто делал революцию, и что с ними стало. А прочитаешь — и снова на душе кошки заскребут. Очень печальная и трагическая история эта страница истории России. И многих жалко, по-человечески жалко.
Спасибо, Захар! Прочитав слова Маяковского, становится более понятным, почему он покончил жизнь самоубийством: и уехать не мог, и оставаться — уже сил не было.
Потому и выжил, что был художником… художники могут абстрагироваться от общества, и смотреть со стороны, выплескивая всё несогласие и бунт на полотно или бумагу, и это не всем понятно, и это их спасает… прозаики и поэты вынуждены вариться в этом кипятке и никто не выдерживает… Музыкантом повезло больше всех, их страдания — звук, а ноты — редко кому понятны,
Блестяще выстраданная подборка, аж холодок от слёз Маяковского. Круто. Удачи!
Тина, как много интересного узнаю я с Ваших постов! Многие события как будто бы и известные, но в Вашей трактовке они выглядят как-то по новому, более интересно. Вот и разговор Анненкова с Маяковским в Ницце — вроде бы и обычный, а сколько в нём глубокой философии спрятано.