Симон Ушаков. Спас Нерукотворный.

Симон Ушаков – фигура в русской иконописи очень противоречивая и неоднозначная: его деятельность и искусство оцениваются диаметрально противоположно – от чрезвычайно высокой и восторженной до резко отрицательной. И то, и другое имеет основание в творчестве Симона Ушакова.

Двадцати двух лет молодой рисовальщик оказался в атмосфере Оружейного Приказа, в котором трудились не только русские мастера, но и западные, питавшиеся не столько от корней русской иконописной школы, сколько от источников западно-европейской культуры, основанной на совершенно иной ментальности и ином вероисповедании.

Попытка Симона Ушакова, длящаяся почти сорок лет,  создать синтез того и другого и соединить несоединимое, обернулась для него личной трагедией. Уйдя от одной традиции, он так и не примкнул к другой; перестав быть иконописцем, европейским живописцем тоже не стал.

С точки зрения иконописи  Симон Ушаков забил последний гвоздь в гроб традиционной древнерусской иконы, к тому времени и без него уже изрядно разжиженной фряжским письмом, питавшимся от западных образцов.

Симон Ушаков. Ветхозаветная троица

И хотя в своих теоретических трактатах, обращенных к любителям иконописи, он отстаивает традиционные ценности, ссылаясь на слова Отцов церкви и постановления  Вселенского собора,  на самом деле своими трудами он подрывает основу того, что так горячо и убежденно защищает.

Расхождение между словом и делом стало очевидным спустя несколько веков, когда открылись заново и были оценены по-настоящему шедевры древнерусской иконы. Это сделало понятным, каково истинное место Симона Ушакова в истории русской иконописной традиции.

Большинство серьезных иконоведов оценивает эту фигуру негативно, имея в виду его слишком сильное влияние на последующее развитие русского иконописного творчества в силу таланта и незаурядности. Если бы он был менее талантлив или если бы его искусство выделилось из церковного и стало светским окончательно, каковым оно и являлось на самом деле, это было бы нормальным.

Но поскольку он оставался в лоне Церкви, то его обмирщенная иконопись, получившая высшее царственное благословение, становилось эталоном для остальных, и задавала направление, в русле которого иконописное творчество в России развивалось, опускаясь все ниже и ниже в течение  семнадцатого и всего восемнадцатого века.

Симон Ушаков. Икона "Умиление"

Иконописные образы Симона Ушаковы влияли исподволь и на вкусы мирян, все более уклонявшиеся от православного понимания иконы к католическому и протестантскому. Иконы становились просто красивыми картинками, в которых эстетическое начало преобладало, заслоняя духовное и богословское.

Надо иметь в виду, какое место занимала икона на Руси: народ не мыслил своего дома без икон. Достаточно сказать, как отмечает один из исследователей русского иконоведения, что у царя Алексея Михайловича, придерживавшегося строгих церковных традиций, в образной хранилось 8800  икон подносных и ветхих, да еще много ценных образов хранилось в особой комнате от воров.

В Благовещенском соборе Москвы насчитывалось не менее 3000 икон, столько же - в Новодевичьем монастыре. И так было повсеместно. Спрос на иконы и иконописцев был огромным. Иконы почиталась наравне с Евангелием и Крестом, они не была просто церковной утварью, это было окно в мир святости.

Качество икон было разным, это правда. Икона и иконопись стали бизнесом, от чего страдало ее качество. И критика в адрес иконописи была во многом справедливой. Но борьба велась в основном против икон, которые пользовались спросом у народа, продававшихся в деревнях.

Симон Ушаков. Спас Великий Архиерей

Они, конечно, уступали эстетическому благолепию и декору строгановских, московских и ушаковских школ, спрос на которые был у знати. Но народ  никогда не оценивал иконы с эстетической точки зрения, главным в ней было не это, главное - она была образом другого мира, даже если он изображен не так красиво, перед ней можно молиться, взывая к святым.

Сложилась парадоксальная ситуация: современники  воспринимали Симона Ушакова  как гениального иконописца-новатора,  наши искусствоведы оценивают его как выдающегося художника, хотя фактически ни тем, ни другим  он не является.

Случилось это потому, что, созидая светское искусство, Симон Ушаков разрушал искусство церковное, хотя искренне считал, как и его современники, что развивает его. Утверждая, что икона должна быть подобно зеркалу, в котором отражается земная реальность, доступная очам, он игнорировал ее богословский аспект: икона свидетельствует, прежде всего, о Царстве Небесном, икона эсхатологична и не является красивой иллюстрацией библейских историй, как это принято в католической традиции.

Симон Ушаков. Тайная вечеря

Симон Ушаков  стал заложником своего времени, разворота Московского государства и всей русской знати во главе с Алексеем Михайловичем на запад: восхищаясь бытом, картинами и убранством домов живущих в немецкой слободе, они ориентировались на расцерковление культуры, где решающим фактором был эстетический и декоративный.

Историки утверждают, что это было время конца русского средневековья и началом нового времени. Это так, если смотреть  с точки зрения государства Российского, но не так с точки зрения церковной.

Симон Ушаков, как царский изограф следовал в своем искусстве в царском фарватере и этим объясняется его позиция и взгляды на иконопись. Его "живоподобная" манера складывалась постепенно, все больше и больше проникаясь западными образцами живописи и отходя от традиционной школы.

Такой подход находил поддержку и среди патриархов, восточных и русских, и среди многих церковнослужителей. Наиболее последовательным критиком новых веяний в иконописи стали старообрядцы, в частности, Аввакум, писавший про образ «Христос Эммануил» письма Симона Ушакова:

Симон Ушаков. Спас Еммануил

«Пишут Спасов образ Еммануила, лице одутловато, уста червонная, власы кудрявые, руки и мышцы толстые… и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишь сабли той при бедре не писано. А то все писано  по плотскому умыслу, понеже сами еретицы возлюбша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя»

И в этом была вся правда про «живоподобную» иконопись. Но представить семнадцатый век русской истории без Симона Ушакова невозможно. Он поневоле стал выразителем перекодирования языка православной русской культуры на разрушительный инославный и прозападный.

И ругань Аввакума была скорее животной, подсознательной и интуитивной. Он чуял, что здесь что-то не так, но выразить это неприятие на богословском языке не умел. Богословие в России было на таком низком уровне, что выразить свою правоту было не способно и в силу низкого уровня образования вообще и из-за отсутствия богословского просвещения, в частности.

Первые школы появились только благодаря  усилиям Федора Михайловича Ртищева, да и то с помощью  украинских монахов, воспитанных на  латинской схоластической школе. Так что сопротивление было вялым и неэффективным.

(Продолжение здесь)

Тина Гай

Related posts

• Свет и цвет иконы.
• Икона Радости
• Николай Угодник. Никольщина
• Избиение младенцев
• Иконостас. Структура и содержание. Часть I
• Воскресение Христово. Иконография
• Икона Благовещения
• Иконография праздника Входа в Иерусалим
• Григорий Палама. К вопросу об иконографии святителя
• Неопалимая Купина