Почти сто двадцать лет назад родился Антонен Арто (сентябрь 1896). Это имя до сих пор будоражит мир, который пытается найти разгадку его мыслей, идей и воплотить их в жизнь.

В России имя Антонена Арто известно только узкому кругу философов, режиссеров, театралов и театральных критиков, а в СССР его труды вообще были запрещены.

Возможность познакомиться с ними была только у единиц. Вячеслав Полунин проник на спектакль французской труппы, чтобы только поговорить

с французами об Арто и те подарили ему книгу «Театр и его Двойник», которую он, сидя ночами, переводил, а идеи великого француза воспринимал как события собственной жизни.

Антонен Арто не принадлежал к числу философов-профессионалов, но это не значит, что он не был философом, иначе бы он никогда не создал метафизический театр, но он был философом в числе прочих своих ипостасей - актера, поэта, художника, музыканта, сценариста, режиссера….

Современный театр, как и любое современное искусство, невозможно без философии, даже если она не развернута, как у профессиональных философов, в систему. Арто – это целый мир, навсегда перевернувший театральную страницу XIX века, оказав влияние не только на театр, но и на всю философию и искусство.

Театральная система не рождается на пустом месте, она возникает тогда, когда в ней появляется потребность, потому что театр - это не игра и не место для развлечения или удовольствия. Театр, по убеждению Арто, обладает терапевтическим свойством: он лечит людей от болезней, которые зашли настолько далеко, что уже стали очевидными. Театр – это особый аппарат, посредством которого возникает новая реальность, изображающая человека таким, каков он есть на самом деле, а не таким, каким ему хочется казаться.

«Приходящий к нам зритель должен знать, что ему предстоит претерпеть настоящую операцию, опасную не только для его ума, но и для его чувств и плоти. Отныне он будет ходить в театр, как он ходит к хирургу или дантисту: в том же состоянии духа, с мыслью, что он, конечно, не умрет, но что это серьезно и что ему не выйти оттуда невредимым. Если бы мы не были уверены в том, что сможем действительно серьезно задеть его, мы сочли бы себя недостойными нашего дела, в его абсолютном смысле. Зритель должен быть уверен, что мы способны заставить его закричать».  (Антонен Арто. Из манифеста «Театр «Альфред Жарри»»).

Система Станиславского родилась на русской почве и нигде в другом месте  не могла родиться. Потому что русский человек пропитан психологизмом и душевностью, привыкший томиться и маяться на перепутьях, терпеть там, где требуется принимать решения, заклиная ситуацию магическими  словами «В Москву, в Москву», полагая, что все как-то само собой и разрешится. А если не разрешится, то всегда есть запасной вариант –  бессмысленный и беспощадный бунт.

В Германии появилась совсем другая театральная система, политическая, отозвавшаяся на немецкую болезнь рационализма и любви к порядку, в котором личная ответственность за происходящее оказалась на последнем месте. Политический театр Брехта возник на путях тоталитаризма, породившего фашизм.

А во Франции родился театр жестокости, который мог появиться только здесь и нигде больше. Кто был во Франции или живет в ней, поймут, о чем речь. В этой стране, как ни в какой другой, важна форма, красивая обертка, за которой часто ничего не стоит, она пуста, но соблюдать ее требуют нормы общественного приличия и морали.

Умение говорить, ловко и красиво, облекая свое немыслие в красивые, но  бездушные грамматические формы, превратилось в особую культуру и стиль жизни благополучного буржуа, насквозь фальшивую. Против этой болезни «фальши жизни» и восстал великий Антонен Арто.

За возможность говорить и делать то, что считал нужным, быть искренним и настоящим он заплатил невозможностью встроиться в существующую реальность, которая его смяла,  распяла, унизила и довела до сумасшествия. Он был своим среди здоровых и среди безумцев, одновременно оставаясь чужим  для тех и других.

Страдая с четырех лет, после перенесенного менингита, неврозами и страшными головными болями, он почти постоянно находился на санаторном лечении, а с двадцати трех лет, чтобы как-то унять невыносимые головные боли, ему прописали опиум, от привыкания к которому он так и не смог избавиться.

В психиатрических лечебницах и сумасшедших домах он провел девять из одиннадцати последних лет жизни, поменяв пять сумасшедших домов. Два последних года после освобождения стали самыми значительными в его творчестве. Умер Арто в пятьдесят один год от рака прямой кишки, но выглядел он как глубокий старик.

Все, что Арто делал в своей короткой жизни (писал стихи, статьи, критические очерки, ставил спектакли, играл в кино, рисовал, писал музыку), было попыткой ответить на вопрос: «Как выразить мысль, если она в принципе невыразима словами?» И «Как мыслить, если мысль невозможна?»». 

Мысль – это не слово, по крайней мере, не только слово. Это особое состояние, в которое необходимо каждый раз входить, т.к. в карман его не положишь и не вытащишь, когда  захочется. Мысль – это когда тебя  всего корежит и разрывает, когда тело дрожит и корчится, потому что тело в каком-то смысле и есть мысль и без него никакая мысль невозможна.

Мысль отнюдь не благостна, она жестока и подобна раскаленной магме, вырывающейся из проснувшегося вулкана. Выразить ее только словами невозможно. Традиционный театр драматургии и слова - искусственный,  построенный, как и все искусство, на власти иллюзий и потому обреченный на исчезновение.

Произнесение и чтение слов не рождает мысль. Чтобы она возникла необходимо, чтобы все сошлось вместе, в одном пространстве и в одно время: свет, цвет, режиссура, слова, музыка, актеры, владеющие не столько словом, сколько способностью проживать здесь и сейчас состояния, которые они хотят передать зрителю.

«Если я поэт или актер, так ведь не для того же, чтобы сочинять или декламировать стихи, а для того, чтобы их проживать. Читая стихи вслух, я не жду рукоплесканий, я хочу почувствовать тела — да-да, тела — мужчин и женщин, почувствовать, как они содрогаются и поворачиваются в лад с моим собственным телом…. Я хочу, чтобы строки Франсуа Вийона, Шарля Бодлера, Эдгара По или Жерара де Нерваля снова стали подлинными, чтобы жизнь вырвалась из книг, журналов, театров и церквей, удерживающих ее силой, распинающих ее, только бы не пустить на свободу, и чтобы она достигла высоты, где обретается внутреннее тело человека».

Жизнь самого Арто - всегда была на пределе, на разрыв, неуспех и провал, были для него топливом, питавшим его мысль и жизнь, но и та и другая оказывались всегда некстати и эта ситуация воспринималась как невозможность мысли и жизни, в которой он оказался мучеником духа и сумасшедшим.

Не зря в юности его любимыми поэтами были Эдгар По, Шарль Бодлер, Артюр Рембо и Лотреамон - возмутители благостного спокойствия, судимые и изгоняемые из добропорядочного общества. Таким же был и маркиз де Сад, с которым часто сравнивают Антонена Арто.

Катастрофы, провалы и поражения  одна за другой преследовали его: в 1926 году Арто изгоняют из рядов сюрреалистов, хотя его вклад в сюрреализм трудно переоценить. Уходя от сюрреалистов, он произнес: «Они любят жизнь так же, как я ее ненавижу».

Его попытки создать экспериментальный театр в двадцатые-тридцатые годы, провалились, радиотрансляция последнего спектакля «Покончить с судом божьим» была запрещена, и умер он в полном одиночестве, приняв слишком большую дозу наркотиков.

Арто был критиком буржуазной рационалистической культуры, построенной на фальши. Он ненавидел ее до глубины души и в театр он пришел  чтобы не разорить его или реформировать, а чтобы спасти и вернуть к метафизическим основаниям, на которых он изначально строился.

Антонен Арто оказался подобен Иисусу, пришедшему в мир, чтобы исполнить Завет, а не разорить его. Арто - это  пророк, обличавший соотечественников, предупреждая их о грядущих катаклизмах, но он же дал им в руки инструмент спасения – крюотический театр, театр жестокости, в котором преодолевается  иллюзия жизни и искусства.

О дай нам ярый словно угли мозг
Мозг опаленный лезвием зарницы
Мозг ясновидца череп чьи глазницы
Пронизаны присутствием твоим

Дай нам родиться в чреве звездном
Чьи бездны шквал изрешетил
Чтоб ужас нашу плоть пронзил
Когтем каленым смертоносным

Насыть нас днесь Нам сводит рот
Нам пиром будет грохот шквальный
О замени рекой астральной
Наш вялый кровооборот

Рассыпь рассыпь нас уничтожь
Рукою огненной стихии
Открой нам своды огневые
Где смерть ещё страшней чем смерть

Наш хилый ум дрожать заставь
На лоне собственного знанья
И в новой буре мирозданья
Нас от сознания избавь
(А.Арто. Молитва)

Тина Гай

Related posts

• Умер Петр Фоменко
• Антонен Арто. Безумный гений театра
• Даосская алхимия Гэ Хуна
• Макс Эрнст. Окончание
• Жан-Поль Сартр о человеке
• Шарль Бодлер. Род Каина. Часть 1.
• Сюсаку Аракава: Перевернутый мир или многомерная поэтика
• Саранский отшельник
• Пьер Абеляр
• Живущий в уединении