(Начало здесь) Собирательством П.В. Киреевский начал заниматься с легкой руки А.С.Пушкина, который к тому времени уже собрал не один десяток народных песен и как-то поведал ему об этом. Сначала Петр Васильевич просто хотел присоединиться к начинанию Александра Сергеевича, пообещав пополнить его собрание новыми песнями.

Однако со временем, когда стало ясно, что намерения Киреевского более чем серьезны, всё собранное Пушкиным (пятьдесят песен) было передано в руки молодого подвижника, который к тому времени окончательно определился со своим призванием – создать максимально полное собрание русских народных песен, легенд и сказаний.

Вообще первая треть XIX века в России была временем пробудившегося интереса ко всему народному, мыслившемуся не столько как литературное, сколько как важнейшее национальное дело, имеющее огромное историко-философское значение с точки зрения национального самоопределения и развития общественной жизни.

Тогда сбором фольклорного материала занимались многие: поэты, писатели, правоведы, издатели и просто любители. Но все их начинания заканчивались, как правило, уже на первой стадии, не имея продолжения. Решить задачу удалось только П.В.Киреевскому, человеку чрезвычайно целеустремленному, энтузиасту, чистому и цельному.

Он смог создать своего рода собирательный центр, в который начали стекаться фольклорные материалы со всей России, от всех, кто, так или иначе, интересовался народным творчеством. То, что сделал Киреевский для России, невозможно переоценить.

В отличие от Ивана, своего брата, и его друзей по кружку любомудров («архивных мальчиков»), искавших решение народного вопроса в философских концепциях, Петр Васильевич подходил к вопросу конкретно-исторически, считая, что причиной огромного разрыва прошлого с настоящим, высших слоев общества с низшими стали петровские реформы.

Он настолько ненавидел Петра I и всё, что было с ним связано, что ненавидел даже свое имя. Но Петр Киреевский вовсе не был реакционером или выразителем официальной доктрины народничества, он был искренне уверен, что будущее России надо искать в прошлом, в народных традициях, в преданиях народной старины, а не на западе и новомодных западных веяниях, внесенных в русское общество Петром.

Об этом он писал в своих немногочисленных статьях, и многочисленных письмах родным, знакомым и друзьям. Варварство, по его убеждению, это, прежде всего, беспамятство, нечувствие к своей истории, своим корням, а без этого не может быть национальной гордости.  Удивительно, что писалось это почти двести лет назад, а звучит актуально на фоне не только исторических событий семнадцатого года и девяностых, но и тех, которые наблюдаем на Украине.

Свои воззрения Петр Киреевский всегда противопоставлял западникам, в частности, Чаадаеву, которого считал идейным врагом. Это же вызвало его страстную отповедь Погодину, написавшему статью о параллелях русской истории с западной, в которой утверждал, что вся истории запада – это история завоеваний, вражды и насилия, а русская история – это добровольное подчинение пришельцам, основанное на принципе покорности и смирения.

Отличие только в том, что на западе завоевание происходило насильно и быстро, а в России – медленно. Киреевского возмутили даже не столько эти утверждения, сколько то, как Погодин это доказывал. Он увидел в статье неуважение и презрение к народу, что действительно имело под собой основание, если вспомнить слова Погодина, что русский народ ужасен, скотен и низок, а велик только в потенции. Ответом стала статья, в которой Петр Васильевич утверждал:

«Народ, который подчиняется спокойно первому пришедшему, который принимает чуждых  господ без всякого сопротивления, которого отличительный характер составляет безусловная покорность и равнодушие и который даже отрекается от своей веры по одному приказанию чуждых господ, — не может внушить большой симпатии. Это был бы народ, лишенный всякой духовной силы, всякого человеческого достоинства, отверженный Богом; из его среды никогда не могло бы выйти ничего великого».

Киреевский был уверен, что в своем развитии русский народ был совершенно самостоятелен и что в нем нет той покорности, о которой говорил Погодин. Петр Киреевский оказался центральной фигурой в русском фольклорном движении во многом благодаря Николаю Михайловичу Языкову. Это он подал идею собирательства молодому двадцатитрехлетнему юноше и сам стал активно заниматься записями песен, подключив к проекту братьев, сестер, соседей, знакомых, друзей.

Сам Киреевский считал, что благодаря усердию этого семейства, его собрание стало пользоваться известностью, а собранное ими составило существенную часть собрания песен Петра Васильевича. Помимо братьев Языковых, активными участниками и сотрудниками фольклорного проекта Киреевского стали Пушкин, Гоголь, Даль, Кольцов, Шевырёв, Соболевский, Якушкин, Максимович, Погодин, Снегирёв, студенты Московского университета и многие-многие другие.

И сам Петр Васильевич осуществил несколько этнографических экспедиций - на Север, в Подмосковье и в окрестности Орловской губернии, где находилась его усадьба. Чаще всего он писал песни с голоса и другим рекомендовал делать именно так: когда народ поет, он поет так, как делает всегда.  Уже через год, по словам А.П.Елагиной, сын готовит к изданию 800 духовных стихов (легенд), но по какой-то причине они так и остались неизданными.

К концу сороковых, когда выходит первый и единственный сборник русских народных песен, подготовленный самим Петром Васильевичем, его собрание насчитывало уже несколько тысяч песен, и это несмотря на то, что в самом начале у него исчезло несколько стопок с уже собранными материалами и ему пришлось начинать всё заново.

Из этого сокровища при жизни фольклориста был издан всего 71 стих. Вообще с изданием всё двигалось очень медленно, и не только по причине медлительности и особого способа работы собирателя. Киреевский поначалу вовсе и не думал издавать что-либо, он только кропотливо изучал источники, а литературная жизнь вообще проходила мимо него.

Его гораздо больше увлекала сама работа по собирательству, сверке разных вариантов одной и той же песни, поиск возможного идеального первоисточника, который он пытался сконструировать, сверяя варианты. При этом он обязательно указывал, как это делал и какие варианты лежат в основе, т.к. основная ценность песни заключалась, по его мнению, в древности.

Всё им тщательно документировалось, указывалось, откуда взято то или иное слово или выражение. Последнюю этнографическую экспедицию Петр Васильевич совершил в 26 лет. Потом началась суетливая полоса раздела имущества, помощь Языкову и поездка с ним, почти обездвиженным, на лечение за границу.

И только в тридцать один год и все последующие семнадцать лет, до конца жизни, он посвящает систематизации и выверке собранного материала, безвылазно живя в своем поместье в Киреевской Слободе, доставшемся ему после раздела имущества. Но это огромное богатство так и осталось ненапечатанным, хотя издания ждали многие, с иронией отзываясь, что может быть, когда-нибудь, они его и дождутся.

Но задача-максимум, которую ставил перед собой Киреевский, была настолько грандиозной, что выполнить ее было немыслимо. Он хотел подготовить образцовое научное издание, тщательно выверенное, с большими комментариями и ссылками. Такого издания еще не было ни в России, ни на западе.

И если бы оно вышло в том виде, каким задумывалось, то ему не было бы равных. К сожалению, этого не случилось. После смерти, многое из собранного было потеряно, кто-то брал читать и не вернул, кто-то был охотником за автографами знаменитостей. Например, исчезла тетрадь А.С.Пушкина, которую тот отдал Киреевскому.

Оставшееся после смерти собирателя хранилось в специально изготовленном для этого собрания шкафу, задвинутом в Румянцевском музее так далеко, что его едва отыскали. Посмертные издания П.В. Киреевского предпринимались, начиная с шестидесятых годов девятнадцатого века, а закончились уже при советской власти, но полного издания собранных им русских песен так и не появилось…

Тина Гай