До сих пор Николай Олейников - поэт малоизученный, остающийся на периферии  внимания литературоведов. Да и у многих читателей, наверное,  возникнет вопрос: «А кто такой Олейников?» Гораздо больший интерес  вызывают у тех, и у других обэриуты:  Хармс, Введенский, Заболоцкий. Николай Олейников тесно связан с этими именами, хотя он никогда не был обэриутом, находясь только рядом с ними: художественно, социально, интеллектуально.

Кондуктор чисел, дружбы злой насмешник,
О чем задумался? Иль вновь порочишь мир?
Гомер тебе пошляк, и Гёте глупый грешник,
Тобой осмеян Дант, лишь Бунин твой кумир.
(Д.Хармс, 1935)

Просуществовав всего два года, группа  обэриутов распалась, образовав новое литературно-философское сообщество чинарей. В нее входила часть распавшейся группы с присоединившимися к ней новыми членами, в числе которых был Николай Олейников.

Те и другие, чинари и обэриуты, относятся к русскому поэтическому авангарду, выдающемуся явлению начала двадцатых-тридцатых годов XX века. Судьба каждого из них сложилась примерно одинаково: все они были репрессированы, большинство расстреляно или погибло в тюрьмах,  их творчество на многие годы попало под запрет как чуждое соцреализму.

Николая Олейникова расстреляли по наговору его друга Д.Жукова первым - в 1937-м. Вместе с его арестом была разгромлена и вся детская редакция, в которой работали поэты-авангардисты. После реабилитации поэта в 1957 его стихи  по-прежнему оставались под официальным запретом, но, что удивительно, они не переставали ходить по рукам в списках, становясь почти фольклорными.

Пищит диванчик
Я с вами тут.
У нас романчик,
И вам капут.

Вы так боялись
Любить меня,
Сопротивлялись
В теченье дня.
(Любовь, 1927)

Их читали в клубах, на дружеских посиделках, они заучивались и переписывались, в отличие от стихов обэриутов, которые никогда не ходили в списках. Большой интерес к поэзии Николая Олейникова стали проявлять только в конце шестидесятых-начале семидесятых.  В 1975 году в Германии вышел первый сборник стихов поэта,  потом, в 1982-м, второй - в Нью-Йорке.

В России первый сборник поэта появился в 1988-м, спустя более полувека  после расстрела, последний - в 2015-м. В августе будущего, 2018, года исполняется сто двадцать  лет со дня рождения (1898) этого выдающегося поэта, а в этом, 2017-м  восемьдесят - со дня его расстрела.

При жизни Николая Олейникова было опубликовано всего пять «взрослых» его стихотворений и то не в Ленинграде, где он жил и работал, а в Москве, и не в толстом журнале, а на последней странице научно-общественного журнала в разделе «Юмор». Стихотворения тут же попали под град резкой критики и уже никогда при жизни не печатались.

Николай Олейников был человеком непростым, язвительным, не щадившим ни своих, ни чужих, т.к. органически не переносил пошлость. Он всегда подчёркивал отличие своей эстетики  от эстетики обэриутов, едко их пародируя. Они же старались его понять и не понимали. Вот, например, его пародия на известное стихотворение о чижах Хармса:

Чиж-паралитик,
Чиж-сифилитик,
Чиж-маразматик,
Чиж-идиот

О поэте осталось очень немного воспоминаний. Те, что сохранились, все говорят о его резком и даже злом аналитическом уме. В своем кругу его звали математиком, т.к. он проявлял большой научный интерес к числам и к науке вообще.  В этом, и не только, он являлся последователем Хлебникова.

«Смех сквозь слёзы» - так можно охарактеризовать поэтику Николая Олейникова, продолжателя сатирическо-пародийной линии Козьмы Пруткова, Саши Черного и более позднего Михаила Зощенко.  Он смешивает смешное и грустное, серьезное и несерьезное, комичное и трагичное, разворачивающиеся на фоне обыденных ситуаций.

Смешение превращает их в нечто третье, двусмысленное. Двуплановость – главное в поэзии Николая Олейникова: сквозь явное всегда просвечивает неявное, сквозь смешное –  серьезное. Ирония стала его инструментом защиты от пошлости, от той жизни, где  уже ничего не произнесешь с чистым сердцем.

Таракан сидит в стакане.
Ножку рыжую сосет.
Он попался Он в капкане
И теперь он казни ждет
….

Вот палач к нему подходит,
И, ощупав ему грудь,
Он под ребрами находит
То, что следует проткнуть

И, проткнувши, на бок валит
Таракана, как свинью
Громко ржет и зубы скалит,
Уподобленный коню
…

От увечий и от ран
Помирает таракан

Он внезапно холодеет,
Его веки не дрожат
Тут опомнились злодеи
И попятились назад.
…

И стоит над ним лохматый
Вивисектор удалой,
Безобразный, волосатый,
Со щипцами и пилой.
(Таракан, 1934)

Поэтому многие говорят о беспросветности его мировосприятия: своим острым умом поэт чувствовал и умел передать весь ужас того абсурда, который разворачивался  перед глазами. Он пишет простые и незамысловатые, на первый взгляд, стихи, от которых волосы встают дыбом.

Николай Олейников органически не переносил красивость эстетствующего мещанина, который старался подражать дворянам, высшим социальным слоям, но сквозь словесную мишуру всегда были видны  уши  галантерейного человека с его стремлением захапать, нажраться, встать в очередь за очередным пайком. Насколько же актуально звучит сегодня его простое четверостишье:

Когда ему выдали сахар и мыло,
Он стал домогаться селедок с крупой.
...Типичная пошлость царила
В его голове небольшой.
(Неблагодарный пайщик, 1932)

Николай Олейников  чувствует неадекватность красивых культурных  слов  их смыслам. Пародируя эстетство, поэт совмещает несовместимое, низкий стиль – с высоким. Он скрывается то за одной маской, то за другой, меняя их и играя ими. Но у него всегда есть точка, в которой смешное заканчивается, переходя в  трагедию и тоску.

Излюбленный жанр Олейникова – басня, в которой под личиной насекомых, жучков и паучков, маленьких и убогих, видна трагедия беззащитного человека, которого безжалостно и жестоко уничтожает страшная сила («Карась», «Таракан» и другие).

Жареная рыбка,
Дорогой карась,
Где ж ваша улыбка,
Что была вчерась?
…..

Злые люди взяли
Рыбку из сетей,
На плиту послали
Просто, без затей.

Ножиком вспороли,
Вырвали кишки,
Посолили солью,
Всыпали муки...
….

Так шуми же, мутная
Невская вода.
Не поплыть карасику
Больше никуда.
(Карась, 1927)

Поэзия Николая Олейникова пропитана кафкианскими экзистенциальными мотивами одиночества, он – поэт трагический с трагическим мироощущением и  судьба его так же трагична, как и его поэзия.

...Страшно жить на этом свете,
В нем отсутствует уют, -
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут…
….

Дико прыгает букашка
С беспредельной высоты,
Разбивает лоб бедняжка...
Разобьешь его и ты!
(Генриху Левину, 1932)

Тина Гай

Related posts

• Серебряный век и революция
• Русская революция. Взгляд с другой стороны
• Белый террор
• Петроград глазами баронессы М.Д. Врангель
• Владимир Ленин в воспоминаниях...
• Семнадцатый год. "Народ на войне". Фрагменты.
• Андрей Платонов. Роман в письмах
• Неизвестная история
• Александр Тышлер. Родом из двадцатых
• Террор: красный, розовый, зеленый, белый