Счастье моё

Передо мной довольно толстый, почти семисотстраничный, том писем Андрея Платонова, центральное место в котором занимают письма к женщине его судьбы, которую называл «Трудное счастье моё». В письмах разворачивается трагедия любви писателя длиною в тридцать лет.

Свою Музу, Марию Кашинцеву, он назовет единственным своим достоянием и своей православной верой. Она была единственной его любовью, мучительной и страстной с постоянными срывами, конфликтами, ссорами, упреками, ревностью, разрывами и примирениями.

Я не мудрый, а влюблённый,
Не надеюсь, а молю.
Я теперь за всё прощенный,
Я не знаю, а люблю.
(1921, год встречи с Марией)

Но, несмотря на это, у него и в мыслях не было, что в его жизни может быть другая женщина, что возможно иное, легкое, счастье. Нет, невозможное – невозможно. Когда-то Алексей Толстой сказал, что писатель, чтобы хорошо писать, должен постоянно влюбляться и быть женатым, как минимум, трижды.

Андрей Платонов доказал обратное: гениальный писатель может быть однолюбом и его Музой может быть единственная жена. Он вообще был человеком одинокой судьбы, не похожим ни на кого не только по стилю письма, но и по стилю жизни. Его проза – насквозь автобиографична, хотя писатель и утверждал, что никогда и никому истинного себя не показывал и едва ли когда покажет.

Правда, Виктор Некрасов в своих воспоминаниях пишет, что увидев Платонова впервые, удивился несовпадению Платонова-писателя и Платонова-человека. Внешне он вовсе не был похож на своих героев, но думали и поступали они ровно так, как думал и поступал их автор.

Другими словами, всё написанное Платоновым – это его сокровенный человек, размышления которого не предназначены для внешних разговоров и споров. И всё написанное о любви – тоже результат его личной драмы и переживаний, о которых он предпочитал молчать.

Все рассказы Платонова о любви потому и печальны, что счастье его было трудным, может быть, слишком трудным. Мария Кашинцева, Муза его мыслей и прозы, доставалась ему тяжело. Когда читала письма Платонова, меня не оставляло чувство, что читаю второе издание любви-страсти Достоевского к Аполлинарии Сусловой (не зря говорили, что в юности писатель был похож на Достоевского).

Такой же тяжелой и всепоглощающей, на грани любви-ненависти, какую когда-то испытал другой поэт и писатель Даниил Хармс, о чем поведал в своем откровенном дневнике. Мария Кашинцева и Андрей Платонов по рождению и происхождению были из разных миров и разных культур, несоизмеримых и яростно ненавидящих друг друга.

Она – из благородного рода графов Шереметевых, он – из рода крепостных крестьян, сын рабочего-железнодорожника; она – красавица петербургского света, хорошо воспитанная, артистичная, обаятельная, окруженная обожанием мужчин всегда и везде, где бы ни жила – в Петербурге, Петрозаводске или в Воронеже.

Он – молодой человек "сельской внешности", ходивший в вечно замасленной гимнастерке, т.к. постоянно возился с машинами. Она – из рода лирических героинь Александра Блока, рожденная для нового света и новой жизни. Подстраиваясь под время, она даже сменила дату своего рождения: с 1903 года – на революционный 1905, и невразумительное 14 апреля – на 1 мая, день празднования Интернационала.

Он – пролетарский герой из романов Горького; она – поклонница женской эмансипации, новой любви и новой семьи в духе Коллонтай, провозгласившей революцию нравов и чувств. Он – максималист, страстный поклонник социалистической революции, ненавидевший, до встречи с Марией, буржуазию и женщин, считая то и другое Пережитком прошлого.

Ничто не предвещало, что он влюбится в «буржуйку», что ему удастся отбить ее от всех «культурных» женихов, что проживут они вместе тридцать лет, родят двоих детей и что ей, пережившей мужа на тридцать два года, суждено будет стать хранительницей наследия писателя.

Именно она поддержит мужа и даст ему возможность писать, когда будет наложен негласный запрет на печать платоновской прозы. Она, филолог по образованию, не могла не понимать гениальность мужа-писателя и делала всё, чтобы сохранить память о Платонове для потомков.

Правда, поначалу, она тоже считала, что может стать писателем, мечтала о славе и признании, упрекая в семидесятые годы Платонова, что если бы не он, она бы непременно стала писательницей. Попытки стать писателем у Марии Александровны действительно были: в тридцатых годах она посещает литературные курсы, становится сотрудником нескольких журналов, переводит с французского и пишет рассказы.

В шестидесятые пытается написать воспоминания о муже, ставшем признанным писателем с мировым именем, потом пробует написать большую автобиографическую книгу «История молодого человека двадцатого века», но ни одно из этих начинаний не было доведено до конца. Писателем она не стала.

У каждого в этой странной паре был свой комплекс. У Андрея Платонова - комплекс неполноценности по отношению к жене дворянских кровей, у Марии Кашинцевой – комплекс неполноценности несостоявшегося писателя, прорывавшегося в виде зависти к славе мужа. Верно, что противоположности, сходятся, что любовь не только праздник, но и боль, и трагедия, и даже смерть, и что один из двоих позволяет себя любить, другой - любит до смерти.

В этой паре Андрей Платонов любил, любил до умопомрачения, не находя себе места, расставаясь с женой даже на несколько дней. Его успокаивало только то, что в командировках он зарабатывал для своих любимых на сносную жизнь. А зарабатывал он очень неплохо. Мария Александровна мало в чем себе отказывала, постоянно ездила на юг, вела светскую жизнь, занималась домом и сыном.

Ради нее он пожертвовал даже матерью, не принявшей невестку, белоручку-барышню, которая увела из родительского дома ее старшего сына. Мария отказалась переезжать в дом к мужу, который ей, городской, показался слишком убогим и бедным. Всю жизнь Андрей Платонов, консерватор по взглядам на семью, тосковал по родному дому, особенно по матери, что прорывалось в рассказах и повестях.

В сакральном ряду его тем рядом с образом невесты-жены всегда стоят образы матери, отца, братьев и сестер. Он разрывался между родительским домом, в котором было тепло, уютно, много детей и любви, и новым взглядом на семью, которую исповедовала его жена. Она делала всё, чтобы оторвать мужа от родного дома, несмотря на то, что он был не только старшим братом, но еще и кормильцем. Позднее Мария Александровна говорила с обидой:

«У Андрея — один брат известный ученый, другой тоже не бедствует, сестра — врач, состоятельные люди, а ни разу за все эти годы копейки не прислали, Машеньку к себе не пригласили, уж как мы бедствовали!.. Это они сейчас все разлетаются и Андреем интересуются — им сказали, что он мировой писатель. Сестра Андрея — совсем чуждый человек, Андрей умирал — говорил мне: «Верку к гробу не подпускай»».

Но она сама была причиной охлаждения отношения к Андрею в его родной семье и так случилось, что по жизни он оказался самым неудачным из всех его сестер и братьев. Став гражданской женой писателя, Мария Кашинцева отказалась вступать с ним в законный брак, после рождения сына отказывалась еще рожать детей и лишь двадцать два года спустя согласилась оформить отношения официально, сменила фамилию и родила второго ребенка, дочь Машу.

Для Андрея Платонова Мария Александровна до конца жизни оставалась роковой страстью, музой, его счастьем и мукой. Письма писателя проливают свет на эту трагедию. Иногда эти письма почти целиком входят в его прозу, а тема нестроений в семье всё чаще присутствует в его рассказах тридцатых годов. Его счастье было трудным, но всё-таки это было счастье…