Шут

Шут шуту рознь: одни – умные, другие - не очень, одни могут составить компанию в умной беседе, другие умеют только паясничать, скоморошничать, кривляться, не утруждая себя умными развлечениями. Правда, все зависит от запросов высших особ, при которых состоит шут.

Петр I был умным и просвещенным, и соответственно любил хороших собеседников и умных острословов. К таким шутам относился Лакоста (настоящее имя Ян д’Акоста), которого Петр Алексеевич выделял среди прочих своих шутов, называя его любимым. Причисление к любимым шута Балакирева – всего лишь легенда, к правде не имеющая никакого отношения.

Более того, Балакирев шутом стал вовсе не при Петре, а при Анне Иоанновне, меньше всего любившей умные беседы, предпочитая им ужимки, прыжки, громкий смех и драки между шутами. Удивительно здесь другое - Лакоста был евреем, которых шутейный царь никогда не жаловал и не скрывал своего к ним отношения.

Царь не разрешал им селиться в России, хотя евреи не раз пытались подкупить чиновников и приближенных царя, чтобы получить разрешение на ведение здесь своего бизнеса. Рассказывают историю, что покровитель евреев, бургомистр Амстердама и знакомый Петра Алексеевича, как-то представил ему очень заманчивое предложение от евреев, в обмен на принятие которого они готовы были выложить большой денежный куш.

На что царь Петр ответил, что знает евреев и благодарен им за их предложение, но селиться в России им не стоит, т.к. вряд ли они смогут обмануть русских. На том разговор и закончился. А в случае с Лакостой, царь сам его привез (или пригласил?) в Петербург. Это было исключением: Пётр Великий часто делал неординарные поступки.

Лакосте тогда было уже почти пятьдесят лет, если верить, что он родился в 1665, а приехал в Россию в 1714. Он происходил из евреев-маранов, бежавших от португальской инквизиции. К слову, выходцем из маранов был и великий Спиноза. Антуан Дивьер, тоже выходец из маранов и тоже приехавший в Россию из Голландии по приглашению Петра, рассказывает, что Ян родился в североафриканском городе Сале (нынче – Марокко).

Потом вместе с родителями много ездил по Европе в надежде найти подходящее место. Осели в Гамбурге, где Ян решил стать маклером, а параллельно давать уроки этикета и хорошего тона, но как-то все не заладилось: умерла жена, бизнес не сложился, на руках - годовалая дочь и вечные долги, преследовавшие его всю жизнь.

Услышав, что русский царь набирает иностранцев к себе на службу, д’Акоста решил попытать удачу. Встретившись с Петром, он предложил ему услуги агента по страхованию, чем очень рассмешил помощника посланника царя, т.к. в России слыхом не слышали о страховании. Однако царь принял Лакосту на службу, а того помощника наказал, лишив его месячного оклада.

Ян д’Акоста был высокого роста, со смуглым волевым лицом, с чувством собственного достоинства. В России он пришелся ко двору: получил новое имя - Петр Дорофеевич и через какое-то время принял православие. Умный, хитрый, находчивый, образованный, знающий шесть европейских языков, веселый и не унывающий, он как нельзя лучше подходил на роль грустного шута.

Если учесть, что Лакоста был весьма сведущ не только в Священном Писании, но еще и в вопросах этикета и обладал манерами версальского маркиза, то ему не составило большого труда с помощью комплиментов и вежливых манер быстро расположить к себе нужных ему людей и стать всеобщим любимцем.

Только один был у него враг – вездесущий А.Д.Меншиков, вор и казнокрад, который всякими правдами и неправдами хотел удалить Лакосту с царского двора. В конечном итоге ему это удалось, но об этом позже. Итак, Ян д’Акоста прибыл в Санкт-Петербург искать удачу, взяв с собой новую жену и дочь.

Больше всего царь любил обсуждать с ним Священное Писание, которое Дорофеич знал, как и любой еврей, очень хорошо, цитируя наизусть целые главы. Он был не только хорошим собеседником, но и вел с Петром богословские споры. Своего царя Лакоста называл кумом, с вельможами был на равных, высмеивал их пороки, вора называл вором, и вместе с Петром Алексеевичем резал полы кафтановы и бороды боярам.

В Санкт-Петербурге Ян был зачислен в штат придворных шутов российского самодержца и стал его любимцем. Петр почти всегда становился на сторону шута, если его кто-то обижал, а на жалобы в адрес Дорофеича отвечал: «Дурак, что с него взять». Однажды случился скандал: придворный лекарь Лесток соблазнил дочь шута и возник конфликт, в котором Петр Алексеевич встал на сторону своего любимца, выслав Лестока в Казань.

За хорошую службу Петр Великий возвел его в сан «короля самоедов», обставив ритуал коронования пышным праздником с приглашением 24 самоедов, а когда Лакоста попросил царя подарить ему землю в честь победы над шведами, Петр I даровал ему один из островов Финского залива, скрепив дарственную рублем.

Сохранилась немецкая карикатура, где шут изображен служителем маяка, обозревающим свой безлюдный остров. Правда, после смерти Петра, он так и не смог доказать свое право на остров, т.к. дарственная была заверена не печатью, а рублем.

Но была в судьбе Лакосты неприятная история, связанная с Меншиковым, который искал повода как бы разделаться с этим ненавистным жидом. И вот, во время одного из военных походов Лакоста подружился с соплеменником Петром Шафировым, которого Меншиков обвинил в казнокрадстве. Шафирова арестовали, посадили в тюрьму и приговорили к смерти.

Лакоста решил перед казнью навестить друга. Узнав об этом, Меншиков обвинил шута в государственной измене. Его сослали в Сибирь и вернулся он только когда на троне была Анна Иоанновна, помиловавшая и вновь пригласившая его на должность шута. Берк, шведский ученый, побывавший в это время в Петербурге, выделял из пяти придворных шутов только Лакосту, которого царица наградила шутовским орденом св. Бенедикта, похожим на орден св. Александра Невского.

После смерти в 1740 году Анны Иоанновны, имя Лакосты нигде не упоминается, поэтому этот год считается годом смерти самого умного и веселого шута дома Романовых, анекдоты о котором вошли в историю русской литературы, став любимым чтением конца XVIII-начала XIX века.