Петр Вяземский

Петр Вяземский прочно ассоциируется у нас с Пушкиным, и мало кто знает, что именно он стал прототипом Пьера Безухова. Александр Пушкин и Петр Вяземский дружили двадцать лет, до самой трагической смерти поэта. Смерть Александра Сергеевича стала для Петра Вяземского переломным рубежом, после которого начался трудный период, перечеркнувший многое из того, что, казалось, было написано ему на роду: по знатности происхождения, связям, природным талантам.

Богатое наследство отца, блестящее образование и светские успехи давали надежду на быструю карьеру государственного служащего, а рано проявившийся талант – к прочному месту в литературных кругах… Но ничто из перечисленного не сбылось.

Не получилось ни карьеры, ни признания в новой литературе шестидесятых, ни реализации помыслов просвещения на общественном поприще, ни реализации либеральных проектов, автором которых был или к которым приложил руку.

Зато получил стойкую репутацию ретрограда и консерватора - у демократов, либерала и смутьяна – у императоров, за что был отправлен в отставку и попал в опалу. Попасть в лагерь ретроградов, против которых на заре своей юности затачивал свое литературное жало (а жалить он умел, и очень сильно жалить), Петр Вяземский вовсе не мечтал и даже не думал, что когда-то его поставят в один ряд с Шишковым.

Последние двадцать лет Петр Андреевич практически жил за границей, где и скончался в 1878 году в возрасте 86 лет. Скончался уже давно всеми забытый, заживо похороненный обществом задолго до своей физической смерти:

Так я, заживо отпетый,
Одинокий средь людей,
Сам пою свою легенду
В злой бессоннице своей.
(Моя легенда, 1877)
***

Лампадою ночной погасла жизнь моя,
Себя, как мёртвого, оплакиваю я.
На мне болезни и печали
Глубоко врезан тяжкий след;
Того, которого вы знали,
Того уж Вяземского нет.
(Эпитафия себе заживо, 1871)

Но так случилось, что литературное наследство Петра Вяземского, сколь бы скептически он сам к нему ни относился, называя себя дилетантом от литературы и стихотворцем, пережило многих других, кого он считал более талантливыми и более достойными истории и памяти. Он прожил долгую жизнь, пережив пять императоров и умерев всего за два года до рождения Александра Блока.

Петр Андреевич за свою долгую жизнь похоронил всех друзей и большинство близких родственников, но главное, пережил себя и свое время. Родившись и сформировавшись во времена Екатерины II, в атмосфере непререкаемого превосходства дворянской аристократии над всеми остальными, он так и остался барином, помещиком и аристократом до конца дней своих, считая, что именно такие как он - соль земли русской. Судьба посмеялась над ним, о чем он сам с горечью писал во многих своих стихотворениях.

Игрок задорный, рок насмешливый и злобный
Жизнь и самих людей подводит под сюркуп:
Способный человек бывает часто глуп,
А люди умные как часто неспособны!

Post scriptum
Вот, например, хотя бы грешный я:
Судьбой дилетантизм во многом мне дарован,
Моя по всем морям носилась ладия,
Но берег ни один мной не был завоеван,
И в мире проскользит бесследно жизнь моя.
Потомству дальнему народные скрижали
Об имени моем ничем не возвестят;
(1875)

Писать о Петре Вяземском сложно из-за обилия материала, написанного о поэте, в котором теряешься. Анализируются не только его стихи, лучшие из которых написаны во второй половине жизни, но и его проза, критика, философские и политические взгляды.

Он был не просто стихотворцем, как называет себя сам в «Автобиографическом введении» к многотомному изданию, вышедшему уже после смерти, но поэтом-мыслителем, каким был Баратынский, а позднее Тютчев. В стихах Петр Вяземский совсем иной, чем в мемуарах и записных книжках; в критических статьях и журнальных заметках – снова другой.

Он никогда не думал становиться ни писателем, ни поэтом. Писал, просто потому что писалось. Любил он только журналистику, в которой видел живую жизнь, любил острое словцо, был амбициозен, крайне неуступчив и резок.

Но, несмотря на это, многие его стихи ложатся на душу и положены на музыку, став популярными романсами и песнями. Всем известна залихватская песня «Еще тройка», музыка которой написана на слова Петра Вяземского. Их он написал как ответ на стихотворение «Тройка» декабриста Федора Глинки.

Романсы положили начало серии песен о тройках и ямщиках, которых насчитывается уже более сотни. Об одном из таких романсов, «Степь да степь кругом…», я уже рассказывала. Но у Ф.Глинки романс – грустный, т.к. связан с думами человека, живущего на чужбине:

Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дорожке столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Гудит уныло под дугой.

Ямщик лихой, он встал с полночи,
Ему взгрустнулося в тиши,
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души.

А у балагура и баловня судьбы Петра Вяземского - романс о любовной истории лихача-ямщика, которой несется к своей возлюбленной на всех порах. Петр Вяземский свою тройку ведет от Пушкинских «Бесов», что чувствуется во всём строе стихотворения, а музыка еще больше усиливает это ощущение.

Народ, лучший редактор и корректор, укоротил довольно длинное стихотворение Вяземского, а композитор Павел Петрович Булахов прибавил к нему задорный припев. Получилась замечательная русская песня, которая пошла в народ и на эстраду, став любимой у исполнителей. Сегодня всем известны песни и романсы, написанные Андреем Петровым для знаменитого фильма Э.Рязанова, один из которых поет Гафт:

Я пережил и многое, и многих,
И многому изведал цену я;
Теперь влачусь в одних пределах строгих
Известного размера бытия.
Мой горизонт и сумрачен, и близок,
И с каждым днем всё ближе и темней.
Усталых дум моих полет стал низок,
И мир души безлюдней и бедней.
Не заношусь вперед мечтою жадной,
Надежды глас замолк, — и на пути,
Протоптанном действительностью хладной,
Уж новых мне следов не провести.
Как ни тяжел мне был мой век суровый,
Хоть житницы моей запас и мал,
Но ждать ли мне безумно жатвы новой,
Когда уж снег из зимних туч напал?

А это - романс "Друзьям", написанный Петром Андреевичем уже в глубокой старости, в шестьдесят девять лет, когда уже и друзей-то не осталось.

Я пью за здоровье не многих,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далеких,
Далеких, но милых друзей,
Друзей, как и я, одиноких
Средь чуждых сердцам их людей.

В мой кубок с вином льются слезы,
Но сладок и чист их поток;
Так, с алыми — черные розы
Вплелись в мой застольный венок.

Но лучшее, созданное поэтом в последние годы жизни, это его мемуарные записи. Когда их читаешь, поражаешься изяществу стиля, чистоте языка, умению давать точную характеристику событиям и людям, ироничности и глубине мысли. Это настоящее пиршество для литературного гурмана и поклонника русского языка и золотого девятнадцатого века.

В «Старых записных книжках», часть из которых помещала в недавнем тексте «Защитники Отечества», Петр Вяземский отдает дань памяти своему поколению и друзьям, восстанавливает атмосферу того времени, вспоминает свою молодость. Эта миссия для него стала главной и настолько важной, что однажды он сказал: «Я – всего лишь записная книжка».

Когда я был душою молод,
С восторгом пел я первый снег;
Зимы предвестник, первый холод
Мне был задатком новых нег.

Мне нравилось в тот возраст жаркий
Зима под сребреным венцом,
Зима с своей улыбкой яркой
И ослепительным лицом.

В летах и чувствах устарелый,
Я ныне с тайною тоской
Смотрю, как вьется пепел белый
Над унывающей землей.

В картине вянущей природы
Я вижу роковой намек,
Как увядают дни и годы,
Как увядает человек.
(1845)