Посмертное «Новогоднее»

posmertnoe

Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке

Старый год сегодня окончательно умер и вспомнилось мне «Новогоднее»  Марины Цветаевой, написанное на  смерть великого  австрийского поэта Райнера Марии Рильке, случившуюся двадцать девятого  декабря 1926, накануне Нового года. Умирал он в санатории от лейкемии.

Было ему пятьдесят. Юбилей отметили буквально за несколько месяцев до смерти. Собственно с юбилея поэта и началась эта любовная история, которую многие называют романом в письмах. Закончилась история печально.

В конце XIX века Рильке приехал в Россию, где познакомился с художником Леонидом Пастернаком, делавшим иллюстрации к роману  «Воскресение» и имевшим возможность познакомить гостя с Л.Н.Толстым.

Россия покорила Рильке, он почувствовал свое духовное родство с ней, найдя здесь то, что безнадежно искал в буржуазной, рациональной Европе. Ту Россию, которую  он увидел, поэт иначе как сказкой и не называл. После поездки он выучил русский язык, стал читать в оригинале Достоевского, Толстого, Чехова, Лермонтова, а также делать переводы.

posmertnoe1

Райнер Мария Рильке

Переписку с Леонидом Пастернаком он тоже вел на русском. С годами переписка прекратилась, но в связи с юбилеем художник пишет поэту поздравительное  письмо, где упоминает и своего сына – молодого поэта Бориса Пастернака, влюбленного в поэзию Рильке.

Рильке отвечает  не только Л.О.Пастернаку, но и пишет письмо его сыну, Борису, о котором поэт уже слышал и читал его стихи в небольшом сборнике в Париже. Борис Леонидович отвечает ему, но отправляет письмо окружным путем – через Марину Ивановну Цветаеву, о которой упоминает как о талантливой поэтессе. Начинается тройная переписка Пастернак-Рильке–Цветаева.

Переписка между Рильке и Цветаевой длилась недолго: началась она в мае и закончилась в августе. И в том, и другом случае - по инициативе поэта. Первое письмо пришло Марине Ивановне неожиданно  с двумя подарочными авторскими книгами.

Последним письмом в их романтической переписке стало письмо  Марины Ивановны от второго августа, в котором она с присущей ей категоричностью и эгоизмом, искренностью и страстностью выражает желание быть для Рильке единственной  «Россией», ревностно и жестоко, по мнению поэта, отодвигая на задний план Бориса Пастернака.

posmertnoe2

Это задело Рильке, и на письмо Марины он не ответил. Наверное, его задело и то, что за своей страстностью и пылкостью чувств она не заметила и смертельной болезни поэта, как не замечала ничего земного и человеческого вообще. Переписываясь с ним, она больше говорила о себе и своих чувствах, чем интересовалась его.

«Вы не самый мой любимый поэт («самый любимый» – степень). Вы – явление природы, которое не может быть моим и которое не любишь, а ощущаешь всем существом, или (еще не все!) Вы – воплощенная пятая стихия: сама поэзия, или (еще не все) Вы – то, из чего рождается поэзия и что больше ее самой – Вас.

Речь идет не о человеке-Рильке (человек – то, на что мы осуждены!), – а о духе-Рильке, который еще больше поэта и который, собственно, и называется для меня Рильке – Рильке из послезавтра…. Можно преодолеть мастера (например, Гёте), но не преодолеть вас – означает (означало бы) преодолеть поэзию.

Поэт – тот, кто преодолевает (должен преодолеть) жизнь. Вы – неодолимая задача для будущих поэтов. Поэт, что придёт после вас, должен быть вами, т.е. вы должны ещё раз родиться. Вы возвращаете словам их изначальный смысл, вещам же – их изначальное название (и ценность)…». (Отрывок из письма М.Цветаевой – Р.М.Рильке от девятого мая 1926 г.)

posmertnoe3

Известие о смерти Рильке принес ей ее знакомый Марк Слоним, предложивший написать статью о скончавшемся поэте.  Она отказалась ("не христопродавец"). Оставшись одна после оглушительной для нее новости, ночью, когда все в доме уснули, она села за  посмертное письмо.

Так было всегда – письмо спасало ее от любого потрясения. И на этот раз она села за письменный стол. Письмо получилось сбивчивым, нервным и нежным одновременно. Писала на понятном и родном поэту - немецком. Письмо она не правила, отослав  Борису Пастернаку таким, как оно получилось. Начиналось оно словами:

«Любимейший, я знаю, что ты меня читаешь прежде, чем это написано».

Седьмого февраля, на сороковой день после смерти Рильке, было закончено  второе посмертное письмо - поэма «Новогоднее».  В поэме  есть всё, все цветаевские интонации и темы:  неожиданная  смерть поэта накануне Нового года, детали их переписки, родство поэтических душ, трагедия ухода любимого, вопросы жизни-смерти и встречи с  Вечностью. Словом, все темы, сквозной нитью проходящие через поэзию Цветаевой.

posmertnoe4

Ранйер Мария Рильке и Марина Цветаева

Что мне делать в новогоднем  шуме
С этой внутреннею рифмой: Райнер умер.
Если ты, такое око, смерклось,
Значит, жизнь не жизнь есть, смерть не смерть есть.

***

С наступающим! (Рождался завтра!) —
Рассказать, что сделала узнав про...?
Тсс... Оговорилась. По привычке.
Жизнь и смерть давно беру в кавычки,
Как заведомо-пустые сплёты.

«Новогоднее» - это еще и причитание о себе, оставшейся  в этом мире в полном одиночестве. От этой смерти  она действительно не смогла оправиться. Рильке умер, переписка с Борисом Пастернаком постепенно сошла на нет.

В стихотворении  Марина Ивановна исповедуется перед ушедшим, искренне и, как всегда, на пределе чувств и бытия. Поэма-реквием - о личной трагедии, своего рода автопортрет, попытка взглянуть  на собственную жизнь и смерть. Она давно поняла: жизнь, как она есть, не для нее. Ее судьба – в преодолении жизни.

posmertnoe5

«Воздух, которым я дышу — воздух трагедии... У меня сейчас определённое чувство кануна — или конца... Ведь я не для жизни. У меня всё — пожар! Я могу вести десять отношений сразу и каждого, из глубочайшей глубины, уверять, что он — единственный. А малейшего поворота головы от себя — не терплю. Мне БОЛЬНО, понимаете? Я ободранный человек, а вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг, у меня, на глубину, НИ-ЧЕ-ГО. Все спадает как кожа, а под кожей — живое мясо или огонь: я: Психея. Я ни в одну форму не умещаюсь — даже в наипросторнейшую своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей. Что мне делать — с этим?! — в жизни» (Из письма А. Бахраху, 1923 г.)

«Новогоднее» - не про Рильке, оно - про жизнь и смерть Поэта вообще, его встречу с Вечностью, точнее, по мысли Иосифа Бродского, с идеей Вечности. Начавшись с самой высокой ноты,

С Новым годом — светом — краем — кровом!
Первое письмо тебе на новом
— Недоразумение, что злачном —
(Злачном — жвачном) месте зычном, месте звучном
Как Эолова пустая башня.
Первое письмо тебе с вчерашней,
На которой без тебя изноюсь,
Родины

посмертное письмо заканчивается обратным адресом отправителя, над которым лежит его ладонь, защищающая от капающих слез...

— Чтоб не залили держу ладонью. —
Поверх Роны и поверх Rarogn'a,
Поверх явной и сплошной разлуки
Райнеру — Мариа — Рильке — в руки.
Bellevue, 7 февраля 1927

Тина Гай

Интересно? Поделитесь информацией!

Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Google Buzz



coded by nessus

About Тина Гай

Моя цель – просвещение, девиз - просвещаясь, просвещать. Мир культуры велик, из него выбираю то, что ложится на мою душу, что меня трогает. О человеке можно узнать по выбору, который он делает, значит, и обо мне.
This entry was posted in Великие имена and tagged женщины, Любимые поэты и писатели, Любимые стихи. Bookmark the permalink.

9 Responses to Посмертное «Новогоднее»

  1. nadilel says:

    Старшая слишком занята, чтобы играть для удовольствия ( как я), да и и пианино нет под боком, а младшей легче, иногда тренькает на гитаре… А у меня всегда на пианино любимые ноты…очень редко, но бывает, что перелистываю, перебирая клавиши…

  2. Ноты и Вы знаете, с этого все начинают: с Сольфеджио. У меня до сих пор лежит несколько книг по Сольфеджио. Когда я училась в школе катехизаторов, у нас был предмет «Церковное пение». Очень даже пригодилось и Сольфеджио» и то, что в детстве нас на уроках пения учили читать и петь по нотам. А сейчас как Ваша дочка относится к музыке? Моя поет, сейчас ей нравится это.

  3. nadilel says:

    Знать ноты — это не малось, это значит уметь читать музыку… моих дочек я тоже заставляла учиться, что поделать, такое у нас советское воспитание: » Тяжело в ученье, легко в бою»…так и готовили своих деток к бою 😉

  4. А мою дочь приходилось заставлять играть на пианино. Пианино долго стояло без дела. Я его продала потом знакомой, у которой дочь с удовольствием училась в музыкалке. А я только пела, ни на каком инструменте играть не выучилась, хотя поты знаю, но знать ноты — это такая малость.

  5. nadilel says:

    Нет, на аккордеоне я не играю, это он играет со мной своим звуком…
    С детства я очень трепетно относилась к музыке. Совсем еще маленькая, я карабкалась на огромный черный патефон, дотягивалась до полки над ним, и выбирала свою любимую пластинку Лидии Руслановой «Валенки», и, слушала, и слушала…:) Так мои родители, несмотря на материальные трудности, купили пианино, там, где служил мой отец, муз. школы не было, но был военный оркестр, и мой первый учитель был военный дерижер…:)
    «Жаль, что я не музыкант.» Курт Воннегут

  6. Бродский считал ее самым великим поэтом XX века. С ним трудно не согласиться. В ее поэзии действительно больше боли, чем в поэзии Бродского.
    ————————————————-
    Вы играете на аккордеоне? Вы так поэтично пишите о нем, словно о живом.
    ———————————————-
    «боль нужна человеку для жизни». — Спасибо за эти слова, мне это очень понятно и близко. Сегодня все больше — о счастье и позитиве, а для меня они как Вы правильно пишите: «радость — это пенка, когда ее много — уже в тягость…». Все эти притопы и прихлопы, юмор, к месту и не к месту, меня раздражает.

  7. nadilel says:

    «У Вас он ассоциируется совсем с другим — с радостью детства. Но в Ваших словах я тоже слышу ностальгически-грустные нотки. Или м.б. мне показалось?»…Вам не показалось, Тина ( все-таки мы похожи, раз вы слышите меня ). Я не переживаю ассоциации, которые связаны с радостью детства, это конечно не означает, что в детстве радостей не было, но могут быть ассоциации с болью, которая была по жизни, но чело так устроен, он помнит боль, она ему нужна для жизни, а радость — это пенка, когда ее много — уже в тягость…
    Звук аккордеона для меня драматичен…вот перечитывала «Новогоднее» и там:»… месте зычном, месте звучном
    Как Эолова пустая башня…» Эолова арфа, где роль музыканта играет ветер… звук аккордеона дышит,….без воздуха, сколько хочешь бегай по клавишам — тишина, …аккордеон должен дышать… каждый раз я переживаю вместе с его звуками его реанимацию…вот лежит он бесформенной мертвой глыбой, берешь его в руки и начинаешь вдыхать в него воздух и душу, и он оживает… все как у людей
    Спасибо за Цветаеву, она мне больнее чем Бродский

  8. Вы знаете, вчера, когда писала пост про «Новогоднее», поймала себя на том, что мне больно читать ее стихи. Я стала бояться Марину Цветаеву, она обжигает и затягивает в омут, из которого не хочется спасаться, так же, как на морозе засыпаешь и в сладком сне тихо умираешь. А Ваши слова о том, что Вам больно читать стихи, как и слушать музыку, подтвердили это ощущение. Наверное, у меня это связано с тем, что было время, когда я засыпала и вставала с Цветаевой, шла по улице, а в голове были ее стихи, она меня лечила и спасала одновременно. Это было тяжелое время и ее поэзия ассоциируется у меня с тем временем. Поэтому сейчас, даже едва касаюсь ее стихов, мне хочется закрыться от них. Мне больно. Вчера все снова вспомнилось. «Новогоднее» очень трагическое стихотворение, все — о смерти. Я соглашусь с Бродским, что «Новогоднее» «во многих отношениях итоговое не только в ее творчестве, но и для русской поэзии в целом». Мне кажется, что оно — скорее эпитафия на собственную смерть, чем на смерть Рильке. В нем нет света и просвета, а музыка его — трагическая. Аккордеон (для меня) — инструмент с трагически-меланхолическим звучанием. Хотя опять же, это очень субъективно. У Вас он ассоциируется совсем с другим — с радостью детства. Но в Ваших словах я тоже слышу ностальгически-грустные нотки. Или м.б. мне показалось? Мне нравится, что Вы пишите о себе, своем понимании, своих ощущениях, а не отделываетесь формальными словами. Меня не всегда хватает на такую откровенность.

    Спасибо, что откликнулись на «Новогоднее».

  9. nadilel says:

    Очень близка мне Цветаева… я воспринимаю поэзию, как музыку, а музыку, как свой пульс — если не звучит в унисон мне — значит не мое…иногда мне больно читать стихи, как и слушать музыку. В молодости, когда я гораздо чаще ходила на концерты, чем сейчас, не раз я заливалась слезами, от звуков, пронизывающих меня насквозь… так и поэзия, от нее невозможно защититься, слова как рентгеновские лучи, чуть задержишь — сжигают…
    Я вспомнила, как в детстве, меня увлекли звуки аккордеона. Мне было года два-три, и жили мы на далекой южной границе, в военном городке конечно, и я вышла из дворика нашего на звуки музыки и так топала, пока не зашла в другой дворик, и подошла к открытому окну, и застыла перед ним… а там, дядя Коля ( как выяснилось потом) сидел и играл на этом прекрасном инструменте. Эти походы стали регулятными: дядя Коля играл у открытого окна, а я танцевала в огороде под окном :) Эх, знал бы Коля, что на всю жизнь полюбила я звук аккордеона, а его образ в окне так и остался в моей памяти … ( и чего это я все о себе, да о себе :(

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *